Терри Пратчетт - Корона пастуха

— Это когда «Королевская голова» стала «Королевской шеей»[15], не так ли?

— Верно, милорд, но такие перемены многим пришлись по душе, а трактирщик до сих пор получает немалый доход от туристов. Его заведение внесено в путеводители.

— Если ее поддерживают Нак Мак Фиглы, она представляет силу, с которой нельзя не считаться, — задумчиво проговорил лорд Витинари.

— Эта юная леди известна как человек вдумчивый, внимательный и умный.

— Не будучи при этом невыносимой? Хотел бы я сказать то же самое о миссис Иервиг, — заметил лорд Витинари. — Хм… Нам следует присмотреть за ней.

Аркканцлер Незримого Университета Наверн Чудакулли сидел в своей спальне, уставившись в стену, и рыдал. Взяв, наконец, себя в руки, он послал за Думмингом Тупсом, своей правой рукой.

— Семафоры подтверждают слова Гекса, Тупс, — произнес он печально. — Ведьма Эсмеральда Ветровоск, известная многим как Матушка Ветровоск из Ланкра, умерла.

Аркканцлер выглядел слегка смущенным и вновь и вновь перебирал стопку писем, лежавшую у него на коленях.

— Нас кое-что связывало, пока мы были молоды, но она хотела быть лучшей из ведьм, а я надеялся однажды стать аркканцлером. Увы, наши мечты сбылись[16].

— О боги, сэр! Я могу, если хотите, организовать свой график так, чтобы вы смогли присутствовать на похоронах. Похороны, полагаю, будут…

— К черту расписания, Тупс. Я уезжаю. Прямо сейчас.

— Со всем уважением, аррканцлер, должен напомнить, что у вас назначена встреча с гильдией бухгалтеров и ростовщиков.

— Эти скупердяи! Скажи им, что у меня срочное международное дело, с которым надо разобраться.

Думминг заколебался.

— Но это ведь не совсем правда, аркканцлер.

— Разумеется! — парировал Чудакулли. Правила существовали для других людей, но только не для него. И, подумал он с горечью, не для Матушки Ветровоск.

— Как долго вы работаете в университете, молодой человек? — прогремел он. — Разберись с нашими акциями сам. А я беру метлу и отправляюсь, Тупс. Теперь университет в твоих надежных руках.

А в том… другом мире, который протягивает свои злые цепкие щупальца сквозь каменные врата, эльфы вынашивали свои планы. Заговорщики освободят Страну Фей из-под контроля королевы, которая так и не оправилась от унизительного поражения, нанесенного ей девочкой по имени Тиффани Болит.

Заговор атакует, нанесет удар через завесу, которая — по крайней мере, вскоре — станет тонкой, словно паутинка. Могущественная ведьма больше не стояла на пути.

Мир стал уязвим.

Глаза лорда Душистого Горошка засверкали, и разум его наполнился восхитительными видениями жертв, жестоких наслаждений и великолепия страны, где эльфы смогут поиграть с новыми игрушками.

Когда настанет нужный момент…

ГЛАВА 4

Прощай — и добро пожаловать

Большой кувшин сидра, опорожненный накануне Нянюшкой Ягг, ничуть не помогал спустить тело Матушки Ветровоск вниз по извилистой лесенке с узкими ступенями, и все же, дело удалось закончить быстро и без ударов.

Они уложили тело Матушки в плетеный гроб, и Нянюшка затаила дыхание, а Тиффани отправилась в сарай за тачкой и лопатами. Затем они осторожно погрузили гроб на тачку и уложили лопаты по бокам от него.

Тиффани взялась за ручки тележки.

— Вы останетесь здесь, Роб, — строго сказала она Фиглам, которые один за другим выбрались из своих укрытий и выстроились за ней. — Это дело для карги, лады? И не суйтесь под руку.

Роб Всякограб затоптался.

— Но ты ж наша карга, точняк, и Дженни… — начал он.

— Роб Всякограб, — стальной взгляд Тиффани пригвоздил Фигла к земле. — Помнишь великучую каргу? Матушку Ветровоск? Хочешь, чтобы ее тень возвернулась, чтобы… сказать тебе, что она будет делать во веки веков?

Многоголосый стон разнесся над поляной, и Вулли Валенок попятился, всхлипывая.

— Поймите, это то, что мы, карги, должны сделать сами. — Тиффани решительно повернулась к Нянюшке Ягг. — Куда мы направимся, Нянюшка?

— Эсме приметила себе местечко в лесу, где хотела бы лежать, — ответила Нянюшка. — Пойдем, я покажу, где это.

Сад Матушки Ветровоск вплотную примыкал к лесу, но путь в чащу к месту, где из земли торчала палка с привязанной красной лентой, показался бесконечным.

Нянюшка подала Тиффани лопату, и они принялись копать в четыре руки. Это была тяжелая работа, но утренний воздух был прохладен, а в месте, выбранном Матушкой, почва была рыхлой и мягкой.

Когда могила была вырыта — в основном, усилиями Тиффани, надо отметить; — Нянюшка Ягг, смахнув со лба бисеринки пота, оперлась на черенок лопаты и отхлебнула из бутыли, пока Тиффани откатила тачку назад. Вместе они уложили плетеный гроб в яму и отступили на шаг.

Молча и торжественно они склонились перед могилой Матушки, а затем снова взялись за лопаты и принялись засыпать яму. Земля сыпалась по плетеной корзине, пока не скрыла ее целиком, и Тиффани продолжала смотреть, как струятся частички почвы, пока они не замерли совсем.

Разравнивая холмик земли, Нянюшка сказала, будто Матушка говорила ей, что не хочет ни урн, ни памятников, и определенно ей не по душе надгробные плиты.

— Определенно, здесь нужен камень, — сказала Тиффани. — Вы же знаете, как мыши и барсуки роют землю. Даже если мы будем точно знать, что кости не ее, я хочу быть уверена, что они ничего не выкопали, пока… — она заколебалась.

— Пока не настанет конец времен? — хмыкнула Нянюшка. — Слушай, Тифф, Эсме говаривала: если хочешь увидеть Эсмеральду Ветровоск, просто посмотри вокруг.

Она здесь. Нас, ведьм, долго не оплакивают. Нам хватает счастливых воспоминаний — вот о них и стоит заботиться.

Воспоминания о Бабуле Болит вдруг озарили сознание Тиффани. Бабуля не была ведьмой — хотя Ветровоск очень интересовалась ею, — но, когда Бабуля Болит умерла, ее пастуший фургончик сожгли, а ее кости погрузили в холмы на шесть футов в мел. Потом дерн уложили на место, и только железные колеса фургончика до сих пор обозначали это место, священное место воспоминаний. И не только для Тиффани. Не было пастуха, который прошел бы мимо, не взглянув в небо с мыслью о Бабуле Болит, которая бродила по этим холмам, ночь за ночью, и ее фонарь чертил зигзаги в темноте. Ее одобрительный кивок на Мелу стоил целого мира.

Это место в лесу станет таким же, поняла Тиффани. Благословенным. Это хороший день для таких вещей, подумала Тиффани, если вообще существует такая вещь, как хороший день, чтобы умереть и быть похороненным.