Олег Авраменко - Призрачная реальность (Протекторат)

— Звучит внушительно. И давно вы это умеете?

— Эмоции я воспринимаю с раннего детства. Сколько себя помню, я всегда могла определить, что у человека на душе, радуется он или грустит, лжёт или говорит правду, нравлюсь я ему или нет. Окружающие считали меня просто чутким и восприимчивым ребёнком, никому даже в голову не приходило, что я обладаю какими-то необычными способностями. А первые мысли я прочла лишь в четырнадцать лет, вскоре после смерти матери. В то время я уже была взрослой девочкой и понимала, что об этом никому рассказывать не стоит.

— Именно тогда вы узнали, чем занимается ваш отец?

— Нет, это произошло позже, когда мне было шестнадцать. Я долго не решалась заглянуть в мысли отца, боялась обнаружить там что-то нехорошее. Ведь я постоянно чувствовала его лживость, неискренность, уже годам к десяти я поняла, что он занимается не совсем законными делами... но действительность превзошла самые мрачные ожидания. Полтора года я прожила в настоящем аду, еле дождалась, когда стану совершеннолетней, а потом убежала.

Янг сочувственно кивнул:

— Н-да, вам не позавидуешь. Вы не могли выдать его, так как он ваш отец, и из-за этого чувствовали себя в ответе за все его тёмные делишки. Последние восемь лет вы только тем и занимались, что пытались очистить свою совесть, искупить вину перед обществом.

— Я предпочитаю думать об этом, как о содействии правосудию, — сдержанно произнесла я.

Тем не менее я понимала, что мой собеседник совершенно прав: прежде всего мною двигало чувство вины. Не в силах остановить отца, я находила себе отраду в том, что помогала разоблачать других преступников, предотвращая их дальнейшие злодеяния и, возможно, спасая чьи-то невинные жизни. Это немного успокаивало мою совесть — правда, не так чтобы очень...

Откуда-то послышался тихий писк. Я машинально потянулась к своей сумочке, но оказалось, что звонят не мне. Генри Янг достал из кармана свой комлог и быстро пробежал взглядом текстовое сообщение.

— Лайонел уже явился, — сказал он мне. — Спрашивает, не пригласите ли вы его на чашку чаю.

— Конечно, приглашу. Где же мне деваться! Сейчас я позвоню начальнику охраны и закажу пропуск.

— В этом нет нужды, мисс Виктория. Лайонел уже возле трапа вашей яхты.

Я рассмеялась:

— Это у вас такая семейная традиция, приходить в гости без спросу? Гораздо проще было получить пропуск.

Он ухмыльнулся в ответ и пригладил свои рыжие усы.

— Но ведь нужно же нам хоть время от времени практиковаться, чтобы не терять полезных навыков. — Улыбка исчезла с его лица. — А если серьёзно, то мы не хотим, чтобы вас связывали с нами. Это может вам сильно навредить.

— Спасибо за заботу, — искренне сказала я, поднимаясь с кресла. — Ладно, впускайте Лайонела, а я тем временем позабочусь о чае. Надеюсь, вы сумеете открыть люк и с этой стороны?

— Да уж как-нибудь справлюсь.

Уже через несколько минут Лайонел Янг сидел на диване рядом с Генри и не спеша попивал горячий ароматный чай. Внешне он был очень похож на своего младшего брата: примерно такого же телосложения, с теми же чертами лица и проницательным взглядом широко расставленных глаз, даже бороды они носили одинаковые, разве что у Лайонела она была потемнее и местами в ней виднелись серебряные нити ранней седины. Главное же отличие между ними состояло в том, что разум старшего из братьев был для меня открыт.

Пока мы знакомились и обменивались любезностями, я из вежливости воздерживалась от чтения его мыслей, довольствуясь лишь восприятием эмоций. Лайонел был слегка напуган и напряжён, что, впрочем, естественно, но страха как такового он не испытывал. В конце концов, он сам пришёл ко мне, зная, чем это чревато, и у него было достаточно времени, чтобы подготовиться к нашей встрече. Ни враждебности, ни зависти, ни отвращения с его стороны я не чувствовала — то ли их действительно не было, то ли он умело подавлял свои негативные эмоции.

Когда со вступительными речами было покончено и для разрядки напряжения Генри Янг принялся рассказывать брату о том, как состоялось наше знакомство, я поняла, что Лайонел уже немного успокоился и привёл свои мысли в порядок. По всей видимости, он думал, что я с самой первой секунды «читаю» его, и, убедившись, что ничего страшного не происходит, почувствовал себя более уверенно.

Оставив пока без внимания текущие мысли, я занялась его личными константами. Как и у всех людей, обладавших ярко выраженной индивидуальностью, у Лайонела было много содержательных и «читабельных» констант, так что мне не приходилось по крохам собирать о нём информацию.

Его действительно звали Лайонел Янг — со средним инициалом «О». Как и Генри, он был сотрудником Интерпола, работал в Управлении по борьбе с организованной преступностью, правда, был не агентом, а инспектором. Два университетских образования, учёные степени магистра искусств и доктора медицины. Пятый дан по каратэ; владеет и другими видами боевых единоборств, отлично стреляет, но применять силу избегает, предпочитая действовать умом и хитростью. Женат, имеет взрослую дочь. Внуков пока нет, но он надеется, что скоро будут. Родители. Тесть и тёща. Сестра с зятем. Брат с невесткой и племянником. Другие родственники. Старые друзья. Коллеги по работе. Книги, которые он много раз перечитывал. Музыка, которую он любит слушать. Места, где часто бывал...

Имена, события, впечатления, взгляды, вкусы, интересы — область личных констант у Лайонела О. Янга была поистине необъятна! Там нашлось даже местечко для меня: в последние два года он много обо мне думал и очень сожалел, что я так неэффективно использую свой уникальный дар. По его мнению, охота за преступниками, в принципе, достойное занятие, он и сам посвятил этому жизнь; однако мне с моей телепатией были по плечу куда более серьёзные дела, чем ловля мелких рыбёшек в мутной планетарной воде. Мощные наркосиндикаты, опутавшие своей паутиной всю Ойкумену, межпланетный терроризм, коррумпированные чиновники высочайшего ранга, торговцы оружием и людьми, информационные диверсанты — вот настоящее поле для моей деятельности!

Лайонел Янг страшно завидовал мне, но в этой зависти не было ни капли злобы. Я была для него не чудовищем, не уродом, не опасным мутантом, которого следует изолировать от общества или, на худой конец, стерилизовать. Прежде всего он видел во мне человека, молодую двадцатишестилетнюю женщину, обладающую исключительными, невероятными способностями, но ещё не нашедшую им достойного применения. И он искренне хотел помочь мне — впрочем, не без выгоды для себя...