Джо Аберкромби - Полмира

Король Утил гордо стоял перед ними на дюне, баюкая, словно больное дитя, свой меч из простой серой стали. Длинная трава дрожала у его сапог. Ему не нужны были украшения, кроме шрамов на лице от бесчисленных битв. Не нужны были украшения, кроме дикого блеска глаз. Он был человеком, не знавшим ни страха, ни жалости. Он был королем, за которым любой воин был бы горд отправиться к самому порогу Последней Двери, и за нее.

Королева Лаитлин стояла около него, положив руки на большой живот. Золотой ключ висел на ее груди, ветер подхватил золотые волосы и развевал, как знамя. Она выказывала не больше страха или жалости, чем ее муж. Говорили, что половину этих людей и большую часть кораблей купило ее золото, а она была не из тех женщин, что не следят за своими вложениями.

Король важно сделал два шага вперед, ожидая, пока наступит бездыханная тишина. Волнение нарастало, до тех пор, пока Бренд не начал слышать свою кровь, бурлящую в ушах.

— Вижу ли я мужей Гетланда? — взревел король.

К счастью, Бренд и его небольшая кучка новоиспеченных воинов были достаточно близко, чтобы слышать его. Дальше капитаны каждого корабля передавали слова короля своим командам, и несущееся по ветру эхо прокатилось по длинному берегу.

Воины громко зашумели в ответ, вздымая блестящий лес оружия к Матери Солнцу. Объединенные, причастные. Все готовы умереть за человека у своего плеча. Возможно, у Бренда была лишь одна сестра, но ему казалось, что здесь на песке с ним пять тысяч братьев. Приятная смесь ярости и любви увлажняла его глаза и согревала сердце, и в тот миг казалось, это стоит того, чтобы умереть.

Король Утил поднял руку, требуя тишины.

— Как мне радостно видеть здесь так много братьев! Мудрых старых воинов, испытанных на поле брани, и храбрых юных воинов, недавно испытанных на площадке. Все собрались по важной причине пред взорами богов, пред взорами моих предков. — Он простер руки к древним курганам. — И довелось ли им видеть когда-нибудь столь грозное воинство?

— Нет! — крикнул кто-то, кто-то рассмеялся, и другие присоединились к нему, дико выкрикивая «Нет!». Король Утил поднял руку, снова требуя тишины.

— Островитяне послали против нас корабли. Они грабили нас, уводили наших детей в рабство и проливали кровь на нашу добрую землю. — Раздался сердитый гул. — Это они отвернулись от Отца Мира, они открыли двери Матери Войне, они позвали ее в гости.

Ропот нарастал, усиливался, животный рык вырвался из горла Бренда.

— Но Верховный Король говорит, что гетландцы не должны привечать Мать Ворон! Верховный Король говорит, что наши мечи должны оставаться в ножнах. Верховный Король говорит, что мы должны молча терпеть эти оскорбления! Скажите мне, люди Гетланда, что должно стать нашим ответом?

Слово вылетело из пяти тысяч ртов, как единый оглушительный рев, и голос Бренда тоже проскрипел его.

— Сталь!

— Да. — Утил баюкал свой меч, прижав рукоять к морщинистой щеке, словно это было лицо любовницы. — Сталь должна быть ответом! Братья, устроим островитянам кровавый день. День, от воспоминаний о котором они будут рыдать!

С этими словами он пошел в сторону Матери Моря, с ним его ближайшие капитаны и воины двора, легендарные люди со знаменитыми именами. Люди, к которым Бренд мечтал однажды присоединиться. Люди, чьим именам еще предстояло волновать бардов, собрались на пути короля ради мимолетной встречи с ним, прикосновения к его мантии, ради взгляда его серых глаз. Раздались крики: «Железный Король!» и «Утил!», а потом превратились в скандирование: «Утил! Утил!», и каждый крик отмечался стальным лязгом оружия.

— Время выбрать ваше будущее, парни.

Мастер Хуннан потряс мешком, в котором застучали метки. Парни его окружили, толкаясь и похрюкивая, как свиньи на кормежке. Хуннан совал в мешок шишковатые пальцы и одну за одной вжимал метки в каждую подставленную руку. Кружки из дерева, каждый с вырезанным знаком, обозначавшим зверя, вырезанного на носу одного из многих кораблей, и говорившим каждому парню — или каждому мужчине — какому капитану он принесет клятву, с какой командой будет плыть, грести и сражаться.

Получившие свои метки высоко поднимали их и триумфально вопили. Некоторые спорили о том, кому достался лучший корабль или капитан. Другие смеялись и обнимались, обнаружив, что благосклонность Матери Войны сделала их напарниками по веслу.

Бренд ждал с протянутой рукой, его сердце стучало. Он был опьянен, взволнованный королевскими словами, мыслями о приближающемся набеге, о том, что он уже не будет мальчиком, не будет бедным, не будет больше одиноким. Пьян от мысли, что будет делать хорошее, стоять в свете, и что с ним всегда будет семья воинов.

Бренд ждал, пока его приятели получали свои места — парни, которые ему нравились и не нравились, хорошие бойцы и не очень. Он ждал, и меток в мешке становилось все меньше, и он позволил себе раздумывать о том, что его оставят напоследок, потому что ему досталось весло на королевском корабле, и не было места, которого все желали сильнее. Чем чаще Хуннан пропускал его, тем больше он позволял себе надеяться. Он заслужил это, не так ли? Работал ради этого, был этого достоин? Делал то, что положено воину Гетланда?

Раук был последним. Он выдавил улыбку на лице, поникшем оттого, что Хуннан достал для него из мешка деревянную метку, а не серебряную. Затем остался один Бренд. Только его рука все еще тянулась, пальцы дрожали. Парни притихли.

И Хуннан улыбнулся. Бренд никогда не видел его улыбки, и почувствовал, что тоже улыбается.

— Это тебе, — сказал мастер над оружием, медленно-медленно вынимая покрытую шрамами руку. Вынув руку, чтобы показать…

Ничего.

Ни блеска королевского серебра. Ни дерева. Лишь пустой мешок, вывернутый наизнанку, демонстрируя неровную строчку.

— Ты думал, я не узнаю? — спросил Хуннан.

Бренд уронил руку. Все взгляды были прикованы к нему, и он почувствовал, что его щеки горят, как от удара.

— Узнали что? — пробормотал он, хотя ответ был ему прекрасно известен.

— Что ты разговаривал с этим калекой о том, что случилось на моей тренировочной площадке.

Упала тишина, и Бренд почувствовал себя так, словно его внутренности проваливаются в задницу.

— Колючка не убийца, — умудрился сказать он.

— Эдвал мертв, и она его убила.

— Вы назначили ей испытание, которое она не могла пройти.

— Я назначаю испытания, — сказал Хуннан. — Прохождение зависит от вас. И это испытание ты провалил.

— Я сделал то, что было правильно.

Брови Хуннана приподнялись. Не сердито. Удивленно.