Мария Быкова - Gaudeamus igitur
Замечено: все хорошее рано или поздно обретает свой закономерный конец. Не знаю, правда, кому конкретно принадлежит это бесспорно истинное наблюдение, но есть мнение, что автор был адептом или — на крайний случай — преподавателем. Потому что из всего хорошего и краткосрочного каникулы определенно являются самым хорошим и самым краткосрочным.
Две недели закончились куда быстрее, чем мне бы того хотелось. Никаких высоких призывов во мне не просыпалось, на занятия меня не тянуло, да и не сказать, чтобы я успела по ком-то сильно соскучиться. Скорее уж наоборот, некоторые физиономии изрядно меня достали — со времен знаменитой игры в карты… нет, со времен Блистательной Виктории Над Герцогом Ривендейлом! — словом, с того приснопамятного дня я стала до ужаса популярной. Надо сказать, интересно это было только поначалу — под конец я готова была на стенку лезть и жутко обрадовалась, поняв, что волна всеобщей любви потихоньку идет на спад.
Ну а когда начались занятия, народу тем более стало не до меня.
Второй семестр длиннее первого, но этого злобным магистрам определенно показалось мало. Их усилиями пресловутый семестр сделался еще и сложнее, причем ощутили мы это практически сразу. В первый же день я вернулась из библиотеки хорошо в десятом часу, и назавтра, когда заданий сделалось немножко меньше, моя элементаль вытащила откуда-то потрепанную брошюрку и вслух зачитала мне отрывок, начинавшийся со следующих слов: «Режим, тако же рекомый распорядком дня, есмь дело, зело необходимое для каждого адепта, в скобочках — студента, а особливо для адептки женского полу, ибо женщины суть существа нежные и ранимые…» Полин слушала с большим интересом — кажется, она даже немножко законспектировала. Я же, поблагодарив флуктуацию за столь трогательную заботу, предложила ей провести мини-лекцию для особенно зверствующих магистров.
Учитывая, что первыми номерами в списке зверствующих стояли Рихтер и Белая Дама соответственно, умная элементаль быстренько спрятала брошюрку куда подальше.
Через недельку я попривыкла, и жить разом сделалось немножко легче.
Жизнь пошла привычным чередом. Я честно конспектировала лекции, решала задачки по математике (сей предмет был введен в курс общей магии и изрядно осложнил мне отношения с помянутой дисциплиной; но Фенгиаруленгеддир был гномом, а они без вычислений жить попросту не могут) и заучивала новые заклинания. Немножко варила зелья… ой, то есть, конечно, не «зелья» и не «варила», а «проводила алхимические опыты с получением некоторого количества заданного вещества». Магистр Ламмерлэйк в последнее время приходила на занятия в состоянии полной боевой готовности — уровень стервозности, и прежде зашкаливавший за все мыслимые пределы, ныне сделался и вовсе пугающим. Ехидные близнецы аунд Лиррен оценивали ее состояние в ноль целых девяносто шесть сотых Ш. Дэнн или — переводя в отечественные единицы — в ноль целых пять десятых Э. Рихтера.
Надо сказать, лично я в рихтерах скорее уж оценивала бы героизм. Сцена с лягушками, даром что потрясла нашего магистра до глубин не столь уж, оказывается, и искушенной души, практически не сказалась на его поведении. А если и сказалась, то не так сильно, как мгымбр — на бестиологе; по крайней мере, замен у нас не было и заезжих эльфиек тоже. Оно и к лучшему.
Впрочем, бестиологическая эльфийка уже свалила обратно, в свое прекрасное далеко. Многострадальную дисциплину снова взялся вести Марцелл; из жалости (ну женщина я или нет?!) я старалась вести себя тише воды ниже травы, но это не помогало. Бедняга-бестиолог все равно не сводил с меня бдительного взгляда. Стоило мне только шевельнуться или, не приведи боги, кашлянуть, как взгляд из бдительного мигом превращался в испуганный, а в худшие дни Марцелл начинал заикаться и подергивать левым глазом. Чучело мгымбра — новое, взамен утраченного — в его коллекции так и не появилось.
Да, еще у нас прибавилось на один предмет. Назывался он «Лечебная магия», и вела его, как ни странно, магистр Дэнн. Впрочем, некромантка мигом разъяснила это недоразумение, небрежно сказав, что у некроманта и лекаря методы в принципе одни и те же. И цель одна: поднять клиента на ноги.
И цинизма у них тоже приблизительно поровну.
Собственно, все началось именно на занятии но лечебным чарам. За окном плавно подходил к середине месяц просинец; там, снаружи, все было белым, пушистым и до ужаса холодным, что особенно отчетливо ощущалось в моих… скажем так — перфорированных сапогах. Вязаные носочки, купленные мною на выигранные деньги — на сапоги не хватило, так хоть носки купить! — немножко сглаживали проблему, как и согревающие заклинания, наложенные на обувь с утра. Но то ли чары уже успели развеяться, то ли в этом кабинете имелась своя, куда более сильная, магия, — но по полу крался самый натуральный сквозняк, из окон сильно дуло, ноги мерзли, и я тщетно поджимала их под скамейкой.
По крайней мере, холодно было не только мне. Эльф Келлайн, как и я, приехавший с юга, натягивал рукава едва ли не по самые кончики пальцев. Гном Снорри, как наиболее практичный, пришел на занятия в теплой куртке. И даже Генри Ривендейл, которому уже было нечего терять, невозмутимо отогревал свой аристократический нос. Я немножко полюбовалась этим небывалым зрелищем, а потом опять вернулась к учебнику.
Хм, а Келлайн не так уж и неправ! Я зубами натянула оба рукава на озябшие кисти, вдумчиво подышала на ладони и взялась за перо. Так. Записываем.
«Ландыш. Цв. — тки Л. употр. при заб. — ниях серд. — х, глаз. — х, а тако же при лихорадк. или эпилепс. Чарн. комп. — та — закл. Мелорна А. С, подставить в соотв. мест.» «Ландыш» — подчеркнуть.
«Ландыши», — мрачно подумала я. Беленькие такие цветочки. Листики зеленые. Ага, и еще травка кругом, и полянка весенняя, и солнышко, разумеется, сверху наяривает…
Между прочим, вдруг пришло мне в голову, среди адептов самоубийцы встречаются крайне редко. А если учесть, что окна в кабинете Шэнди Дэнн наверняка заклеивали студенты с некромантического факультета, — то нельзя даже и предположить, что они посмели схалтурить. Не-эт, заклеено везде на совесть… а это значит, что холод в кабинете создан исключительно подручными чародейными средствами. И, естественно, служит каким-то педагогическим целям, всенепременно имеющимся у Белой Дамы. Может, она хочет научить нас бороться с морозом?..
А мрыс ее знает…
Сама некромантка, кстати, не испытывала ни малейшего дискомфорта. Свитер на ней, правда, был теплый — это даже скорее был не свитер, а длинная вязаная туника, — зато юбка едва доставала до коленей. Колготки у Белой Дамы были эльфийские, с орнаментом, но каждому известно, что эльфы не умеют производить ровным счетом ничего теплого, за исключением сапог и плащей. А сапоги здесь были явно не эльфийские: высокие ботфорты из белоснежной замши, если верить Полин, давно уже вышли среди Перворожденных из моды. Зато только-только начали входить в моду у людей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});