Мария Быкова - Первый шаг

Мария Быкова, Лариса Телятникова

ПЕРВЫЙ ШАГ

Что поделать: молодежь

Не задушишь, не убьешь.

ГЛАВА ПЕРВАЯ,

Сироту обидеть всякий норовит!

Шел уже десятый час и за окном начинали сгущаться прозрачные летние сумерки, когда бронзовая морда на огромной двери немного шевельнулась. Совсем чуть-чуть; но с полсотни человек, стоявших перед этой дверью, одновременно уставились на нее со страхом и надеждой.

— Яльга Ясица, — хрипло, с трудом приспосабливая к речи бронзовую глотку, выговорила она.

Дверь медленно растворилась. За порогом клубилась белесая мгла; я видела, как в нее ушли один за другим уже шестеро соискателей. Ни один из них не вернулся назад, но это ни о чем не говорило. Чего бы они ни достигли там, внутри, выходить им придется через другие двери.

Я знала эти двери по описанию и много раз рисовала веточкой на земле. Правая, украшенная серебряными львами, — для тех, кто останется. И левая, стянутая железными полосами, — для тех, кто уйдет.

Уйдет навсегда.

Ах, как много значений в этом слове — навсегда! Для иных это всего лишь тупик, из которого можно выйти. Вернуться назад, дойти до перекрестка… свернуть в другую сторону, туда, где нет тупиков, где все дороги открыты, а может быть, и застелены для пущей мягкости аль-буянскими коврами! А для кого-то это конец. Окончательный и бесповоротный.

Ладно, хватит лирики…

Вперед!

Я шагнула через порог, с брезгливым удивлением ощущая, как от страха внутренности слипаются в один скользкий комок. Где-то сверху, подпрыгивая на этом комке так, что удары глухо отдавались под ребрами, бешено стучало сердце.

Слишком уж много было сейчас поставлено на карту.

Этого момента я ждала четыре года.

В Академию нельзя подавать заявку дважды. Только один раз; и, если ее, эту вашу заявку, с трудом накарябанную на драгоценном обрывке бумаги, сочтут достойной отправления не в сортир, а на стол к директору, — о, в этом маловероятном случае вечером накануне первого числа рюеня месяца вы имеете право прийти на двор Академии, дабы попробовать сдать экзамены на соискание ученичества.

Да, именно так. На соискание.

Эту фразу, слово в слово, я услышала от бродячего чародея, встреченного мной на дороге, ведущей от Межинграда к Арре.

Точнее — на станции, возле потрепанного жизнью трактира, снабженного неожиданно обширной конюшней для государственных коней. Хорошая была станция, чего уж там, хлебная: часто не часто, а раза так четыре в день по дороге стучали колеса или копыта — в зависимости от того, какой вид транспорта избирали для себя проезжающие. Бывалые торговане — ну или гонцы, хотя эти встречались реже, — заранее рассчитывали время так, чтобы ввечеру оказаться именно здесь и заночевать под крышей, а не в сомнительной тишине окрестных лесов. Как-никак дальше начинались уже земли Конунгата, а он и раньше пользовался дурной славой — чего уж говорить про сейчас, когда на волчьем троне четвертый год как сидит Валери-чародейка, Предсказанный Конунг, по слухам, читающая мысли у людей в головах так же легко, как руны в своих тайных книгах!

Так вот, место было доходное, и даже очень. Оказавшись в безопасности — а на все подобные перестанки КОВЕН[1] накладывал множество заклинаний — путешественники изрядно расслаблялись. Мрыс их знает, может, так они наверстывали время, проведенное в постоянном ожидании нападения, — меня это интересовало в самую последнюю очередь. Главное — это результат, а то, какими он уж там условиями был вызван, дело десятое.

Наверное, содержатель трактира рассуждал примерно так же. И, как и я, рассчитывал срубить на этом деле хотя бы медяк-другой. На всякий случай у него имелось несколько бочек сногсшибательного в прямом смысле слова пойла, с десяток связок той травки, за одно хранение которой в Лыкоморье причиталось двенадцать лет каторги, и целый штат девиц, нравственность каковых не вызывала ни малейших сомнений.

И еще была я.

К помянутым девицам я не имела ни малейшего отношения. Более того, какому-то постояльцу, с пьяных глаз перепутавшему меня с одной из них, я устроила нечто, действия чего не знаю до сих пор. Если я хоть что-то понимаю в жизни, выжил бедняга исключительно оттого, что пьяного не возьмешь ничем.

Даже магией.

Я была магом.

Естественно, самоучкой. Откуда у девчонки, с восьми лет шатавшейся по трактам, найдутся деньги, чтобы учиться в Академии, один курс в которой стоит столько, сколько я не видела за всю свою жизнь? Всего моего волшебства хватало на несколько простеньких иллюзий и парочку других чар, проявлявшихся в зависимости от настроения, но в условиях жесткой монополии КОВЕНа (хитрое слово «монополия» я услышала от одного из проезжавших купцов) хватило и этого. Плюс еще я, поняв, что имею некоторые шансы дожить до весны, напрягла все воображение…

Тогда мне было двенадцать. Зима наступила очень рано, а я, не привыкшая еще к жестокому климату севера, даже не подумала о жилье. Первая мысль пришла, когда с полуночи потянули холодные ветра… а еще через пару дней я, проснувшись от холода, увидела, что осенняя трава покрыта тонким слоем снега.

На мое счастье, я жила в городе. В маленьком гарнизонном городке, расположенном на границе с землями эльфов. В их лесах, четырьмя верстами дальше, было еще тепло; кусочек этого тепла выпал и нам. Маленький кусочек, но его мне хватило, чтобы выжить. Позже я узнала, что дальше на север стояли воистину страшные морозы. Здесь, по лыкоморским меркам, была практически нормальная погода. Но для меня, выросшей на далеком солнечном юге, и эта температура казалась почти запредельной.

Первую неделю я перебивалась, днем вертясь в корчмах, а ночи пережидая в чьем-нибудь сарае. Имелись там такие сарайчики, до сих пор помню… если бы не они, не было бы никакой Академии, и экзаменов не было, да и меня, Яльги Ясицы, в принципе тоже бы не имелось. По идее, сарайчики вместе со всем прочим полагалось бы охранять злющим дворовым псам, но меня ни один из них не тронул.

Наняться на работу я давно уже не пыталась, накрепко уяснив: никто не имеет большой охоты брать в свой дом странную побродяжку с рыжими (самый ведьмин цвет!) волосами и раскосыми (что тоже, как выяснилось, здесь большая редкость) глазами. Да и зачем, если служанок хватает, посудомоек пруд пруди, а за этой мымрой нужен глаз да глаз — как бы чего не свистнула в хозяйстве?