Кирилл Клеванский - Колдун. Чужое сердце

Если память мне не изменяет, а она верна как собака, то Борс — это одна из приграничных крепостей. А вот про соотношение магов я не подумал. Ведь я сейчас не в средневековье, а в мире меча и, что самое главное, магии. А значит, здесь не все железом решается. Дьявол, туплю не по-детски!

— Знаешь, что я тебе скажу, малец? — продолжал дед. — Гиблое это дело — воевать. Это вы, молодые, все рветесь, все вам надо пораньше за порог, покрепче выпивку да бабу пофигуристей. А если клинками не позвенеть да пару обуви не истоптать, то и не жизнь уже. Не думаете вы совсем. Зачем кровь-то лить? Мало ее, что ли, пролилось уже? Да и о чем я — она льется-то постоянно. То бароны, псы скулящие, хвосты распушат и начнут восстание, то соседи пики поднимут, то эльфы с гномами такую кашу замутят, что сами потом помощь присылают. А все одно, простые люди страдают. Сирот сколько? А вдов? А отцов, сыновей переживших? Эх, не хотят молодые спокойствия, оттого и беды все у нас. А хотя знаешь что? Не слушай ты меня, старый я совсем, уже и ум за разум заходит. Ты лучше это, возьми меч покрепче, коня порезвее и навешай этим скотам по самое не могу. За всех, кто уже не может клинок держать да копьем колоть.

А крестьянин оказался не так уж прост. Сомневаюсь, что все здесь такие понимающие. Может, он раньше служил? Хотя это вряд ли, слишком размашистые движения, блуждающий взгляд. Нет, этот точно не служил — видать, просто жизнь побила. Но кого она не била?

— Не знаю, Гайзак, — нахмурился я. Очень уж шокировало меня известие о войне. Я привык жить в мире, и даже то, что происходило в замке, все равно не было войной. А с этим словом у меня возникали конкретные ассоциации в виде фотографий с убитыми, повешенными, сожженными. В виде дряхлых ветеранов, коих уже почти не осталось. — Не думал я о войне и воевать не думал.

— Оно и понятно, что не думал, — согласился странный крестьянин. — О ней мало кто думает, только она все равно есть и от этого уже никуда не деться. Вот я в своей деревне уже двадцать лет старостой сижу, за это время три войны было и пять восстаний. Знаешь, сколько молодых, крепких парней из родных краев ушли, чтобы не вернуться? Да у меня волос на голове столько не будет. А ведь есть еще черные маги поганые и Земли Дикие. Там хоть и стоят заставы, чтобы тварей не пускать, но все едино — ползут гады. Племяшек у меня был — озорной, непоседливый. Ну и как шестнадцать зим миновало, подался в охотники. Года не прошло, прискакали друзья его — меч вернули да монету оставили. Сгинул малыш, подрали его.

Дикие Земли. Еще одно избитое клише, как и охотники. Ни одна фэнтезятина не может обойтись без этих атрибутов. В принципе это можно обосновать одним словом… хотя нет, двумя — магия и маги. Экспериментаторы есть всегда, и в результате их работы на свет появляются подобные твари. Можно, конечно, уточнить, что это продукт местной гонки вооружений: на Земле — ядерные бомбы, а здесь — всякая нечисть. Вот только в книгах главный герой обычно становится охотником на этих тварей, поднимает неслабый капитал, а потом рассказывает направо и налево о своих подвигах, да еще обязательно так, чтобы у всех и каждого челюсть пол пробивала. Не знаю, может, я и наведаюсь когда-нибудь в эти самые земли, но лишь потому, что мне интересно там побывать. Добряк многое о них рассказывал, даже пару шрамов показал. А я собираюсь после обучения объехать весь мир. Удачно, что старик проговорился о должности старосты, причем, оказывается, на посту своем он целых два десятка лет. А то я уж начал пугаться, что моих знаний будет недостаточно и я глупее здешних малолеток.

— Сам-то ты чем по жизни занимаешься? — прищурился Гайзак. И его можно понять. Подобрал какого-то странного парня: знает мало, слушает хорошо, одет просто, но оружие необычное.

— Да пока ничем. Только недавно обучение у наставника закончил, собираюсь найти себя, — не стал врать я, да и незачем было.

— А чему учился?

— Да все тому же. — Я показательно похлопал по рукоятям сабель.

— И как успехи? — не отставал старик.

— Вроде неплохо.

Мы некоторое время помолчали. Солнце уже почти ушло за тракт, и небо окрасилось в оранжевые тона. Единственное, чего мне не хватает в этом мире, помимо горячей воды и сочного бифштекса, так это питерских закатов. Эх, кто не видел закат в северной столице, тот не видел наш город. Сидя на крыше, попивая пиво, можно наблюдать за тем, как мир делится на две части. Вот со стороны Петропавловки начинает искриться небо, а Невский все еще светел. Но с каждой секундой золото расплывается по небу, а город постепенно затихает. На улицах все меньше прохожих и все больше машин. А потом в какой-то миг все прекращается. Наступает ночь. Зажигаются фонари, на тротуарах появляются поздние пташки, а дорога делится на две части. С одной стороны видны желтые фары, а с другой — красные огни. Питерский закат длится всего несколько минут, и в эти мгновения город уступит по красоте разве что себе самому во время рассвета.

— Есть у меня к тебе предложение. — Скрипучий голос разбил картину, возникшую перед глазами. Надо же, не думал я, что настолько сентиментален. — В замке неподалеку у меня есть знакомый начальник стражи. Я его помню еще с тех пор, когда он лук натянуть не мог. В общем, он может пошуршать и устроить тебя в гарнизон.

— Не стоит, — возразил я. — Не обижайся, но свою судьбу хочу решить сам.

— Твое право, — кивнул старик. — Только смотри не пожалей потом, что променял уют и пусть малый, но достаток на романтику дороги. Уж сколько на этой дороге крови и горя… Впрочем, сам узнаешь.

Впереди показались огни таверны, и я различил на вывеске надпись «Одноглазый барсук». Кажется, пришел конец интересной беседе и адской пытке под названием «поездка на телеге». Да чтобы я еще хоть раз!..

— Спасибо, Гайзак, — поблагодарил я, спрыгивая, вернее, сваливаясь с повозки. — Удачи тебе.

— Э-э нет, малец, — протянул староста. — Дам совет: не желай удачи. Примета плохая. Свою удачу держи при себе и на чужую рот не разевай — порвется.

Мы попрощались. Я еще постоял, глядя вслед удаляющейся повозке. Совсем как в тот раз, когда я смотрел вслед такси. Казалось, это не со мной. Жизнь интересная штука. Тогда я мог побежать следом, и Лена бы попросила таксиста остановиться, в этом я уверен. А сейчас я также могу побежать следом, запрыгнуть в пыточное устройство на колесах и отправиться служить в гарнизон. Да кого я обманываю! Я бы так не поступил ни в тот, ни в этот раз. Да и вообще мысли странные в голову лезут. Очевидно, я все же расстроен таким уходом учителя. Понимаю, если бы он проставился, мы бы посидели, поговорили, а потом разошлись. А от этой записки — одна пустота.