Галина Гончарова - Государыня
Плотно запечатанные кувшины были погружены в специальные телеги, причем огонь находился не в смеси, а в виде отдельных составляющих. Слишком далеко его придется везти, слишком много ситуаций может возникнуть…
Где он пригодится?
Да хотя бы и против турецких кораблей. Галеры жалко, там христиане оказаться могут. А вот парусные турецкие суда — вполне! Бить! Никак нельзя не бить!
Опять же Керчь — приморская крепость.
Софья вздохнула.
Да, греческий огонь — страшная вещь. Оружие массового поражения, не иначе. Но тиражировать она его не даст. Будет хранить секрет, сколько сможет, благо до конца весь процесс знают два-три человека, остальных допускают строго в отведенные места. Разделяй и действуй, иначе и не скажешь.
Жестоко?
Страшно?
Софья привычно — поди, не привыкни за тринадцать лет-то! — перекрестилась на купола церкви.
Ее грех — она за все и ответит. Только она.
— Степан! Ну, здравствуй!
Ромодановский искренне рад был видеть казаков. Особенно — на чайках. В гавани сразу стало как-то тесно и весело. Вот уж воистину — чайки. Мелкие, много, а как нагадить могут! Восторг!
— Здравствуй, боярин! Принимай гостей!
— Много вас?
— Да нет, всего, почитай, пять с половиной тысяч человек!
— Та-ак… Ладно. До подхода царевича размещу.
— Да ты не думай, боярин, мы в тягость не будем. С собой провизию захватили, опять же часть чаек в море выйдет на разведку…
Это Ромодановский одобрил. И фарватер узнавать надобно, и турок погонять… Они-то старались не сильно высовываться — не так много у него здесь кораблей, чтобы рисковать. Хотя и говорили моряки, что команды сработались, что справятся они с галерами, но мало ли…
С кого спросят?
Как войска везти, ежели что?
Нет уж, сидите дома — целее будете. А потому турецкие галеры чувствовали себя в заливе как дома. Да и были, до недавнего времени.
Казаки же…
Пусть осваивают.
Чего греха таить, до конца своими Ромодановский их не считал. Нужны? Да! Полезны? Трижды да! Вот и пусть приносят пользу.
Степан, в свою очередь, не возражал погонять турок по заливу. Пять с хвостиком тысяч казаков, рвущихся в бой, — смесь крайне взрывоопасная. И сдерживать их боевой пыл до подхода основных сил будет крайне тяжко, пусть они лучше на турках срываются.
— Когда выйдете?
Ромодановский и Разин отлично поняли друг друга — и не обиделись. Было б на что! Оба — профессионалы, оба — воины, оба по должности политики, просто в разных местах…
— Денька три отдохнем, да и вперед. Поделю чайки на две части, пусть попеременно, по три-пять дней бороздят залив, одни вернутся — вторые уйдут… как раз, пока все отдыхать будут, очередность определим с Иваном Сирко.
— Он здесь?
Про Ивана Дмитриевича Ромодановский был наслышан. Как же, герой… уж сорок лет герой, между прочим!
— А то ж! Такую потеху пропустить он никак не мог!
Разин хищно ухмыльнулся. Впереди ждали великие дела. Если им удастся взять Керчь, выбить турок с Перекопа, а татар с полуострова — да за такое золотом в летописи вносят! И он постарается, чтобы его участие не прошло незамеченным.
Ромодановский думал примерно о том же, но золотыми буквами в летописях не интересовался. Его больше радовало то золото, что липло к рукам. А липло — немало. Даже с учетом царской и царевичевой доли, с учетом того, что никто не выворачивал карманы ни беженцам, ни башкирам, получалось очень прилично. Оставалось переправить все это до дома… Ну да ладно. Вывернемся! С такими деньгами многое сделать можно!
* * *Три царевны под окном… Нет-нет, о рассуждениях речи не было. Сейчас все трое — Татьяна, Анна, Софья, смотрели на Марию Луизу Собесскую. И доброты в их взглядах не было. Никакой.
Мало того что эта девица могла разрушить тщательно лелеемые планы по обрусению Польши, так она еще и Марфу отравить хотела. Между прочим, любимую сестру и племянницу.
Впрочем, Мария не особо нервничала. Смотрела зло, гордо…
Софья в разговор вступать не торопилась, поэтому первой атаковала Татьяна. И старшая, и более нетерпеливая.
— Что ж, Мария, не могу сказать, что рады мы тебя видеть, но сейчас ты под нашим кровом. Всего ли тебе довольно?
Мария чуть заметно усмехнулась, повела плечом:
— Чем же я заслужила такую немилость, ваше высочество?
По-русски она не говорила, но царевны неплохо понимали польский — выучили с Марфой.
— Попыткой убийства нашей родственницы, — так же спокойно ответствовала Татьяна.
— Я невиновна. А коли была бы…
— Не стоит крутить, — вступила в игру Анна. — Лучше постарайся подумать над своей жизнью. Королевой тебе уже не стать, как и любой девке, которая свою честь потеряла, но хорошей женой — еще не поздно.
— Я своей чести не теряла!
— Да неужто? На франкского короля бессилие напало? А заодно и на его брата?
Анна с Татьяной откровенно издевались, заставляя Марысю выйти из себя, сжать кулачки.
— Это ваша Мария придумала!
— Коли б это правдой не было, ты б так и не нервничала!
— Это она мою честь сплетнями загубила!
— Невелика та честь, которую может сплетня унесть, — фыркнула Татьяна.
— Уж какая ни есть — а все побольше вашей. Вся Польша знает, что царевны тут в школе блудят с кем попало!
Если Марыся ожидала гнева, то зря. Таня кокетливым жестом поправила волосы.
— Почему же с кем попало? Мы себе в мужья негодящих не выбираем и за сладкий кусок не продаемся. Как некоторые, кои с детства на польский престол ладились, да вот не срослось…
Софья не особенно следила за разговором. И так понятно, что тетки много не выудят. Разозлят — да. А в остальном… После Версаля-то, который тот еще гадюшник?
Если бы ей кто и сказал, что Версалю еще достраиваться и отделываться — она бы только плечами пожала. Какая разница? Версаль, Тюильри или еще где — всегда французский двор был той еще клоакой, причем — и в переносном, и в буквальном смысле. Это непросвещенная Русь штаны меняла да в бане мылась, а шевалье… Откуда их поклоны с изящным размахиванием шляпой? Да просто в Париже ночные горшки на улицу выливали. Не уберегся — ходи с дерьмом-с на голове. А чтобы даму не шокировать видом и запахом, сам поклонись, а шляпу прибери подальше от чувствительного носика.
Так что Мария будет стоять до последнего. Но Софье и не ее исповедь важна была. Вот еще…
Храм в Дьяково по ее инициативе строился, и потайных мест там было более чем достаточно. Мария будет исповедаться своему духовнику — обязательная принадлежность дамы, как золотая блохоловка и флакон с нюхательными солями — а кто-то да послушает. Может, и она сама, коли не занята будет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});