Последний тигр. Обитель Святого Ястина - Татьяна Белова

да не удержался. Ну это я так себе представляю, а как там было не знаю. Знаю только, что аббат от ярости кричал особенно громко, но невразумительно, на всех бросался, даже на гернов, ну тех, доспешных, прибывших этим утром. Только того, главного, с перьями, не трогал. Какие перья? Синие! Он герцог какой-то из Северного Велькора кажись, ну так мельник сказал, когда потом в толпе шушукались. Мол, беглец, разыскивают его. Да, нет, не герцог беглец, а труп… Ну, мастер Кауль, оказалось он беглый каторжник, из тюрьмы сбежал, на той стороне Чандры его разыскивают за тяжкие преступления, вот он в Святой край и подался. Как герцога зовут? Извините, не помню, он из какого то Малена, так вроде. Ремален! Точно! Вы то милсдарь, получше меня в этом разбираетесь, я всего два раза дом покидал. Был в Решани, да в прошлом году сплавлялись мы до Ружского берега. Там врач какой-то известный был, книгу написал и отец очень хотел ту книгу приобрести, да поговорить со столичным, вот и отправились. Отец еще думал пристроить меня к нему в подмастерья, но где я, а где та столица, там такая очередь разодетых и напыщенных выстроилась, что нас и близко не подпустили. Зря только время потратили, а времени понадобилось два месяца, сильно тогда аббат сдал за наше отсутствие, явно хуже ему стало. Помню ли я когда аббат еще был здоров? Помню, мне тогда девять лет было, еще при старом герцоге Дарго Руффе, и градоначальником тогда был Седон из Кастрища, это деревня за Ярминкой, он к нам как приехал, сразу порядок принялся наводить. Аббат тогда был еще молод и полон сил, сам за сплавом следил и лесорубами. Помню я, часто он к отцу в гости захаживал, в основном медовухи выпить, пиво он, кстати, никогда не любил. Вы если помочь не можете, так хоть помолитесь за него, вы то, милсдарь, к Создателю ближе, вас он может быстрее услышит.

Когда Виннер ушел, Орис выдохнул и со стуком поставил кружку на изящный, резной столик в гостиной бургомистра. Люди приходили и уходили, а Сальвар всё еще сидел у себя в покоях, ни разу не вышел и ни слова не сказал, будто и не хозяин он этого дома, а что еще страннее, этого города. Орис всё больше темнел лицом. Не нравился ему этот город и всё, что тут происходило. И то, что ни аббат, ни брат Радон так его и не позвали тело осмотреть. Герны Ремаленского герцога оцепили дно озера и никого не пускали, когда же грамард попросился помочь, ему вежливо, но твёрдо отказали. Тогда Орис пошёл к бургомистру Сальвару Капету с просьбой посодействовать, хотел очень взглянуть на тело, но тот Орису даже не открыл, сказал что-то невнятное и отправил к Деврану, чья власть была в этом городе очевидна для всех. Глава Палат Ориса конечно же тоже не принял, сославшись на множество дел, требующих его присутствия. Так они и оказались снова в этой гостиной, куда Орис стал заманивать особо болтливых. Сначала мальчишки на медную клюнули, потом пришли пошептаться сапожники. Вслед за старейшиной Иваном Гонтбургом пришёл и мастер-травник, который мертвеца на дне озера своими глазами видел, а потом и его сын.

— Думаешь, это он? — спросил Кастор. — Ну тот… кого… надо…

Как не старался сур, но не получалось у него говорить нормально, он то голос понижал, то начинал заикаться, то слова не мог подобрать.

— Дам тебе бумагу, будешь записки писать, говорить то ты, слышу, совсем разучился, — улыбнулся Орис. — И нет, не думаю. Мастер Кауль и правда каторжник, сосланный на Дно Кхамира, он сам мне рассказал. По его словам выкуплен он был неким благородным, для чего правда, непонятно, а вот как он тут оказался, не сказал. И смерть его странная, как и пропавшее озеро, как и всё в этом городе…

Орис вздохнул, никак ему было слово не подобрать.

— Вот и ты, слышу, теряешь дар речи, — сказал Кастор. — Это место такое. Пропащее. Что делать будем? Где искать то?

— Белые одежды твои, надеюсь, чисты как первый снег? Пора тряхнуть Священное дерево, зря что ли нам благоволит роверен Святого Престола. Отправляйся в монастырь, брат писарь, аббат не посмеет тебе отказать в маленькой услуге заглянуть к алтарю Святого Ястина, голову приклонить. Монахи в скрипте тоже многое могут рассказать, если их правильно спросить, вот ты их и спросишь, — Орис в упор посмотрел на Кастора, тот побледнел. — Спросишь и выслушаешь очень внимательно, понял? Ну а если удача соблаговолит, может и в книги учетные поглядишь, кто родился, кто помер, кто чем налог платит. Аббат похоже давно ничем не управляет, бургомистр боится собственной тени, а все деньги у главы Палат. Почему молчат местные гильдии? Отчего глаза отводят? И с чего это монахи взяли и уступили торговые дела пришлому чужаку? Узнай, кто на самом деле управляет монастырем и получает прибыль с пивоварни, а я пока на кладбище схожу, на могилы погляжу, а потом в лес надо бы заглянуть.

Кастор не понял и захлопал глазами.

— Слышал же, убийств у них тут не бывает, а могилы то бездарь Камыш все время капает. Все тут от старости дохнут, так что ли получается? А еще место хочу поискать, если Кауль откуда-то упал, то надо понять откуда.

— Зачем? — удивился Кастор. — Зачем разбираться кто убил каторжника, если мы ищем…

— Помню я, кого мы ищем, но думается мне связано всё. И аббат тоже, так что ты понаблюдай за ним, если получится встретиться лицом к лицу. Как он будет себя вести? Кто будет рядом с ним? Двое из семьи Капетов, те, чья власть на этой земле подтверждена и бумажками, и кровью, ведут себя странно. Как марионетки. Кому это выгодно?

— К Сальвару меня отправил монсеньор, он ему доверяет, — воспротивился Кастор.

— Дурак ты, милсдарь писарь, хоть и умный. Монсеньор далеко, он не знает, что тут происходит, он только письма получает, а написать записочку складно это не проблема.

— Да кому нужен этот… пропащий городок, — поморщился Кастор. — Тут и взять то нечего. Сюда даже паломники больше не ездят, настоящие то мощи Святого Ястина перенесли в Ружский монастырь, в резиденцию епископа Яммера, что под Бруже, говорят и алтарь, что здесь стоит, давно не тот, настоящий раскололся при обвале, еще кругов двадцать назад.

— За какие мои грехи, Создатель послал мне тебя, такого не любопытного, — взмолился в сердцах грамард и встал. — Если