Хочу стать чудовищем (СИ) - "Все будет уруру"

— Шапку надень, Си. Там снег пошёл.

— Люблю снег, — сказала Си и зевнула, прижимая к себе кролика.

Я открыл, пропустил в дом припорошённых снегом старика с Ниром. Ветер был ледяным, и старик поспешно прикрыл дверь. Нир клевал носом. Старик был таким же, как и всегда, только кашлял.

— Ну как, взяли ягоды?

— Всё обошли, никто не продает. Ни единой ягодки, — вздохнул старик и пригляделся к моему носу.

Я поспешно накинул капюшон.

— Счастливого пути! — Юру помахала вслед и закрыла дверь.

***

Дома стало совсем плохо. Я сжал в руках сразу два сосуда и, стиснув зубы от боли, перелил в них багровое пламя. Вдруг из носа капнуло. Я, зажав нос, побежал в ванную. Из щели лился свет. Закашлялся кто-то. «Там старик! Ладно, плевать».

Я вломился в ванную и осознал свою ошибку сразу же — не разобрал сквозь дверь эмоции и наткнулся на старика с Ни, намыливающих в купальне друг друга.

— Эйрин! Ты же видел све… — возмутился старик. — Ох, кровь?

Всплеск — и старик выбрался, ничуть не смущаясь. Я невольно посмотрел ему между ног. Вспомнилось видение из ножа. Желудок скрутило и выпростало тут же.

— Эйр, — пролопотала Ни и прижала к себе.

Старик обмыл мне лицо и приложил к носу прохладный компресс. Но мне было дурно. И от вида Ни, похожей на Нелари, пусть не окровавленной, но тоже обнаженной, душило своим чувством вины вперемешку с тревогой старших.

— Что случилось?

— Упал.

Старик явно не поверил, но компресс сменил. Ни утёрла себя и старика полотенцем и тоже села рядом, стала гладить по голове.

— От тебя что-то настойкой пахнет, — принюхался он.

— Испорченный морс выпил, — пояснил я. — Носом ударился и весь стол заблевал. Но убрал и извинился.

— Позорище, — старик вздохнул.

— Ну вот такой я. Поэтому меня Нелари и не любит, — я утёр непрошеные слезы.

— Почему ты решил, что не любит?

— Не приходит, — всхлипнул я.

— Она всегда приходила к вам с Ниром, когда вы были маленькие. Она очень любит тебя, Эйр, и обязательно пришла бы, если бы могла. И к Си бы пришла. Она болеет и засыпает иногда надолго. Но она обязательно когда-нибудь проснется и придёт.

— Правда?

— Угу, — подтвердила Ни и похлопала по пузу. — И мне горячий животик сделает.

«Чудовище, в полтора толчка сделанное!» — вспомнилось некстати и снова вывернуло.

— Как хорошо тебя с настоечки, — вздохнул старик. — Сейчас заварю гуляй-травы.

========== Часть 22. Ты врёшь ==========

Утро началось как и всегда — упражнения, умывание, завтрак и прописи. Ничего не изменилось, Арха верна себе. Но я был подавлен — не выспался и никак не мог отойти от вчерашнего.

— У тебя большой прогресс, Эйр, уже реже мажешь, — похвалила Арха и положила новый лист. — Попробуй ещё раз, нужно закрепить.

Нир рядом уже не сутулился и медленно-медленно дописывал свою страничку. Си вышивала без особого вдохновения, кажется, мечтая совершенно о другом.

— Ари, почитай сказку, — попросила она.

Арха открыла книгу и начала: «Жила-была прекрасная дева. Она была редкой мастерицей — вышивала гладко, нить не путалась, и даже тончайшие ткани поддавались её ловкой руке…»

Я закатил глаза. Сюжет сказок всегда был одинаков — будь умницей-красавицей, тебе встретится чудовище, и нужно обязательно помочь герою с ним справиться — вдохновить красотой, улыбкой, подбодрить письмом и вышить платок. Словом, помочь всей той бесполезной чепухой, которой Арха учила сестру. И всех неумёх чудовище сожрёт, а самую способную деву обязательно ждёт герой, шкура чудища и свадьба. Но почему для матери не нашёлся такой герой? Почему такое чудовище, как отец, сделало ей новое чудовище в полтора тычка? И почему есть разница, в сколько тычков? Чем больше, тем хуже? Или наоборот? Я не знал, но из уст дядюшки полтора прозвучало как что-то ужасное. Запомнилось.

Это так глупо, но Си любила сказки. Девочка же. Я хотел бы сказать, что никакой расшитый платок герою не поможет, красивое платье и улыбка тоже, герою нужны тренировки, чтобы одолеть чудовище. Или дядюшка Гай, готовый вовремя припечатать носом в стол. Разумеется, не отца, он же взрослое чудовище. Только маленькое. Толку от таких героев? Но если героев не существует, зачем нужны эти сказки?

Глянул на Си и засомневался. На неё ведь и вправду было приятно посмотреть, когда она подражала выдуманным прекрасным девам. Прямая спина, платье без единой складочки и пятнышка, локоны в аккуратной причёске, изящные движения вышивающих рук. Она была похожа на взрослую, и только наивное: «Ари, почитай сказку!» выдавало, что она ещё совсем ребенок. Наверное, эти сказки придумывают, чтобы девушки не искали чудовищ, сидели дома и не скучали. А ещё были красивыми и нравились мужчинам.

Нир дописал листок, без напоминаний сделал упражнения для спины и вышел в сад. Отмучился. Я проводил его взглядом. Кажется, Нир злоупотреблял зарядкой и едой, и оттого рос по-взрослому мощным. Захотелось тоже стать высоким, и чтобы мышцы было видно. Но я ещё только начал относительно уверенно ходить, и от упражнений, как у Нира, уставал быстро.

Рост не главное, но как же хотелось вырасти! Вряд ли получится, конечно. Нир, похоже, в старика ростом пошёл, а старик выше отца. Ну и ладно. Хоть отец ниже ростом, Нелари у него, а не у старика. Потому что он сильнее. Мне тоже надо стать таким, чтобы взять своё.

Листок вышел чистым, без клякс и помарок, и я принялся за очередной мешок с энергетическими сосудами. Нужно успеть сделать всё до вечера, иначе отец снова потянет с ужасной силой.

Я поёжился. Нет, этого нельзя допустить! Надо постараться самому, в этот раз точно успею!

— «И жили они долго и счастливо», — закончила Арха.

— Ари, ещё! — попросила Си.

— Ты уже вышила платок. Попробуй подбодрить Эйра, он так старается с упражнениями.

Си подлетела и промокнула пот со лба с наивной улыбкой.

— Устал, Эйр?

— Пить, — попросил я.

Си поднялась, расправила складочки на юбке и побежала из комнаты.

— Прекрасные девы не бегают! — напомнила Арха, и шаги Си в коридоре стали медленнее.

Я закатил глаза.

— А герои не закатывают глаза, — Арха скрестила руки на груди.

— А я не герой, — ответил я. — Я хочу стать чудовищем, как отец. Чудовища сильные и никого не боятся.

— Эйрин! Ну-ка извинись, — в голосе Архи послышался металл.

— Почему Нелари не приходит? Прекрасные девы дома у героев не чахнут. Они заботятся о своих детях, не бросают их. Если она не приходит, значит, её удерживает чудовище.

— Нелари никто не держит. Захочет — придёт, — сухо пояснила Арха.

— Но старик говорил, когда мы с Ниром были маленькие, она всегда приходила.

Арха вздохнула.

— Эйр, твоя мама — лесная дева. Такая же, как Ни. Она наверняка уже забыла, что у неё есть дети. Она не выходит из дома, но дверь открыта. Захотела бы — вышла.

— А старик её другой рисует. Разумной. В соседней комнате её вещи хранит.

— Тебе не повезло с мамой, мне очень жаль. Но это не повод оскорблять отца.

Я наполнил сосуд одним порывом.

— Ты врёшь. Мой отец — чудовище.

«Мой отец разрушил мир и искалечил маму. То есть Нелари. Отобрал её у старика. Подарил дядюшке Гаю нож, пропитанный кровью Нелари. Нож помнит, как её, изрезанную, тыкали, чтобы сотворить меня. Как Арха может так гладко лгать?».

В коридоре послышались выверенные мелкие шажки сестры.

— Эйр, я заварила бодролист для тебя, — улыбнулась Си, села, расправив юбки, и налила чай в кружку изящным жестом.

— Спасибо, Си, — улыбнулся я и опустошил кружку одним махом.

— Ари, можно еще сказку? — попросила Си.

— Мне уже пора, Инсирь. Позаботься о брате, — Арха поднялась, прошелестев юбкой.

— Ты расстроил Ари? — прошептала Си.

— Она просто старенькая, вот и уходит. Уже почти обед, она никогда не задерживается дольше.

— Но обычно она остаётся до обеда!

— Пусть идёт. Я сам почитаю тебе сказку, Си, — предложил я.