Хочу стать чудовищем (СИ) - "Все будет уруру"
Она не спорила, только плакала и прижималась к груди отца, содрогаясь всем своим искалеченным телом. Кровь уже не текла, и разрезы стянулись — регенерация от ядра Источника отца помогала. Отец протёр Неирн и убрал в ножны.
Дядюшка оторвался от моего лба и затряс меня.
— Эй, чудовище, в полтора толчка деланное! «Воплощение любви» сраное!
Меня вырвало прямо на дядюшку.
— Фу-у!
Дядюшка оттолкнул, и меня вывернуло на стол. И снова. И ещё. Я плакал, меня рвало, а дядюшка ругался страшно и поливал настойкой сверху.
— Чтоб не воняло от тебя!
Я прикрыл голову руками.
— Дядя… — жалобно позвал я. — Мне тоже маму…
— Не смей называть её мамой, гадёныш! И я тебе не дядя! — Гай двинул по затылку, и я впечатался носом в грязный стол. — Я тебя прибью, выродок!
Нос хрустнул. Под ним стало горячо.
— Ты совсем с ума сошёл?! — прошипела тётя. — То-то и думаю, тихо так стало, заглушек тут налепил! Ну-ка проспись!
Она вытолкала дядюшку с кухни.
— Вставай, Эйр. Пошли отмываться.
Я приподнял голову и тётушка, ахнув, зашарила в ящике.
— Вот, — она прислонила кусок льда к носу. — О Арна, он совсем уже!
От тётушки веяло отчаянием, болью и усталостью. Я сидел тихо на всякий случай. Тётушка, конечно, бить вряд ли будет, но лучше не шуметь — мало ли что взбредёт в голову дяде. Точнее, Гаю. Да, Гаю и Ми. Я не могу… Перед глазами расплылось, и я вдохнул поглубже — мужчины не плачут.
— Вроде перестала, — она осторожно проверила распухший нос. — Перелома нет, слава Арне. Пойдём умоемся, держи пока лёд.
Спустя совсем немного я был уже умыт, одет в чистое, а о произошедшем напоминал только припухший нос. Ми помазала его ароматной заживляющей мазью и вздохнула.
— Прости, Эйр. Совсем с ума сошёл после праздника. Как начал пить, так не просыхает, не знаю уже, что делать. С папашей поговорю, наверное.
«Папашей… Деда признаёт меня. Но могу ли я называть его дедой? Я ведь от чудовища. Нелари не хотела, Нелари плакала…». Стало вдруг очень больно и пусто. Я так хотел обнять маму, но вряд ли она хотела видеть меня.
«Захотела бы — пришла», — говорила Арха.
Но мама не приходила.
Ми убирала со стола, и я стал помогать. Может, она и не мама, но меня спасла. Меньше дяди, но легко его прогнала. Я даже доставал ей до плеча, неужели не мог сам справиться? Наверняка я сильнее Ми. Хотя вряд ли справился бы с дядей, он выглядел страшным. Просто на меня злился, а на Ми нет, потому она и смогла прогнать. Меня часто не любят просто так. И Гай, и старик, и даже мама не хотела, чтобы я был. Горько. И во рту, и на сердце.
Я собрал кружки, вылил настойку, стал намывать графин. Мне, как и Ми, хотелось стереть произошедшее отовсюду, откуда это было возможно. Вот только как я мог стереть самого себя? Ми тоже была где-то в своих мыслях — чувствовал её усталость и тоску, и эти чувства смешивались с моими и умножались. Она закинула портрет и нож на высокий шкаф, прополоскала тряпку и упёрла руки в боки.
— Так, пойдём-ка в лавку. Не трогай только ничего.
«А то я добавлю», — мрачно пошутил про себя я, хотя и понимал, что Ми вряд ли имела в виду это. Но мало ли что она имела в виду? Гай тоже вряд ли хотел прибить, а потом что-то взбрело в голову.
Я сидел рядом с прилавком и посмотрел на мирно вышивающую сестру. «Неудивительно, что мама не приходит ко мне. Вряд ли она хочет вспоминать, как меня создавали. Имею ли я право жить?».
Настроение было ужасным. Нос ныл. Отёк спал не до конца, и дышать приходилось через рот. «Стоит ли дышать? Все ненавидят меня, кроме Нира, Си и Архи. И Ни, но она неразумная. И отца, но он лучше бы не приходил. И Кона, но и он приносит одни проблемы. И Юру с Ми». Я задумался. Получилось, что есть довольно много тех, кому я дорог. Но есть ли в этом смысл, если моя мама не хочет видеть меня?
========== Часть 21. Мама меня не любит ==========
Ми уже закрыла лавку, и теперь мы сидели втроем в комнате Юру. Комната была и впрямь полна родни Юси — овечки, кролики, котята, куклы, кого только не было. А стол был завален тетрадками, книжками, записками, украшениями… Я попытался представить, что бы сказала Арха, увидев такой бардак, но не смог. Если уж она за складочки на платье ругалась и выбившиеся прядки, то эту комнату ей лучше никогда не видеть.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Юру беспрестанно тараторила, рассказывала то одно, то другое, подскакивала, махала руками, потом жаловалась на ноющие ноги, просила меня растереть их, потом снова подскакивала… Маленький волчок с косичками. Я любил смотреть за Юру — она была живой, настоящей, и сейчас её движение помогало как никогда, отвлекало. Она не похожа на Си ни капли, но в ней свое природное очарование. Ничуть не хуже, чем у воспитанной на сказках Архи родной сестры. Наверное, девочки красивые сами по себе, без всяких сказок. Юру хотелось обнять, потискать, как её милые игрушки, вдохнуть запах сладостей от её кос. Но я помнил, как рьяно она охраняла свои волосы, и не решался. Да и прекрасных дев неприлично трогать, учила Арха. Хоть Юру и не такая, и сестра, но всё-таки неловко. Вот если сама попросит что-то растереть, тогда можно.
Я посмотрел на Си. Она уже мирно посапывала, укутавшись в плед — ещё бы, привыкла к ранним подъёмам. Храпел и дядюшка Гай, так, что было слышно сквозь дверь и стены. Хотелось домой, спрятаться под одеяло и не вылезать. Но старик никак не шёл. За окном плотно посыпал снег, и я залюбовался. Красиво. Правда, дальше фонаря на воротах не было видно ничего. В груди уже неприятно давило — пора делать упражнения. Но сосудов с собой не было.
— Эй, ты слушаешь?
— Прости, отвлёкся.
— Ты сегодня весь вечер задумчивый. Что случилось?
Юру села рядом и обняла. Как объяснить ей, что у неё есть мама и папа, которые её любят, а у меня только безумец, который приходит изредка и делает больно? Ну ещё есть, конечно, старик, который вечно терпит, и Арха, которая морали читает, учит скучным прописям и неприятным упражнениям. Как объяснить, что сегодня ты узнал, что не нужен маме, что не имеешь права так её называть? А ещё тебя обещали прибить, и ты остался цел только потому, что Ми заподозрила неладное и прибежала? Я не знал и только помотал головой.
— С родителями поругался? — спросила она. — Ничего, бывает. Я тоже иногда ссорюсь. Сказала — не хочу на праздник в храм, хочу гулять, а отец как на врага народа посмотрел, и мама сказала, чтобы не выдумывала. Так обидно было, Эйр — все гуляли на улице, а мы молились в храме, представляешь! Одни!
— На празднике переселения? — спросил я.
— Да-да!
— М, — я обнял подушку.
Видения из ножа всплыли в голове. Мне бы тоже стоило помолиться в праздник разрушения старого мира и переселения в новый. Счастье и трагедия. Да, помолиться. Попросить прощения у Нелари. Может, она бы смягчилась и пришла? Стала бы моей мамой. Или лучше не напоминать о себе?
Взгляд затуманился.
— Эй, ты что, плачешь, что ли? — Юру всплеснула руками.
От неё веяло самой жизнью. Мимолетные эмоции менялись быстро, и я даже не успевал проникнуться ими. Мне бы так. Но я не мог отпустить то, что изменить было нельзя.
— Просто в глаз попало что-то. И спать хочу уже, — вздохнул я и потёр глаза.
— Так ложись, — предложила Юру.
— Не, дождусь уже. Старик скоро придёт, Нир ведь тоже уже хочет спать.
— О, а они в общину Эрва ходили? Расскажи!
— Сначала по работе, потом за какими-то снежными ягодами вроде бы. Нир поэтому и пошёл.
— Снеженика?
— Ой, не помню.
— Это безумно дорого! Проще сразу кристаллы начать есть.
Пожал плечами. У фонаря показалась тень, в дверь постучали. Я позвал:
— Си, пойдём. Старик пришёл.
— Папуля? — сонным эхом отозвалась Си. — Хочу спать, неси меня.
Я поднял сестру, но колени подогнулись от слабости.
— Не могу пока, Си. Иди сама.
— Пусть папуля понесёт, — попросила она.
И я через силу встал и понес.
Лестница далась нелегко, и я, поставив сестру у выхода, был очень рад и горд.