Генри Олди - Сильные. Книга вторая. Черное сердце

— Дальше — бездорожье. Лес, бурелом, болота, зыбуны…

Мотылек кивнул. Честное слово, кивнул!

— Доедете до шестого края Осьмикрайней. Там ступенчатая воронка… Горловина? Короче, спуск в Нижний мир.

— Прямо к Уоту?

— Криво. Кривая, она вывезет. Не перебивай!

Мотылек фыркнул с укоризной, и я заткнулся.

— Спу̀ститесь на северный берег Муус-Кудулу. Там… — дядя Сарын звонко хлопнул себя ладонью по лбу. — Да что ж это я? Разболтался, старый пень!

Он вытащил из-за пазухи гладкую медную пластину. Он что теперь, все время их с собой таскает? На всякий случай? Веки Сарын-тойона задергались, на пластине выжглись значки: первый ряд, второй, третий. Я ждал. Это, должно быть, пропуск. В Нижнем мире, небось, свои стражи имеются! Приеду на заставу, покажу пропуск… Я ждал, ждал и дождался. Закончив, дядя Сарын протянул пластинку Мотыльку — и что вы думаете? Мой конь обнюхал медяшку, мягко подхватил ее губами с ладони и съел! Клянусь — съел!

В животе Мотылька щелкнуло. Загудело. Смолкло.

Наверное, глядя на меня, можно было со смеху помереть. Но Сарын-тойон даже не улыбнулся. И тетя Сабия тоже.

— Готово, дружок. Удачи тебе!

— Так я поехал?

— Утром поедешь, — вмешалась тетя Сабия. — Утро вечера мудренее. Отдохнешь, выспишься. Я тебе одежду вычищу. Вон, грязный весь…

— Грязным я не такой заметный!

— Успеешь еще запачкаться, дружок, — дядя Сарын издал вздох: третий и последний на сегодня. — Или думаешь, грязнулю адьяраи за своего примут? Ты, главное, на рожон не лезь. Не лезь, да? Боюсь, тут у нас не сказание о подвигах. Тут у нас семейная сага. Три семьи: твоя, моя, Уотова. Любовь, дружба, телячьи нежности. Сага, значит, о Форсайтах…

— О Фаарсытах? — удивился я. — Кто такие? Твои приятели?

— Друзья. Можно сказать, родственники. Впрочем, не важно. Важно другое: семейные саги опаснее, а главное, куда подлее, чем сказания о подвигах.

Все, что я расскажу вам дальше, это не я вам расскажу. Меня там не было, мне лучше помолчать. Знаете, как это стыдно, что меня там не было? Уши до корней сгорают, вот как. Я ведь не случайно Нюргуна одного бросил. Я его с умыслом бросил. Да, выбор. Выбора мне не оставили. Но ведь умысел! Его-то я сам затаил, сам взлелеял?

«Он всю жизнь был прикован к оси миров, — эти слова дяди Сарына я запомнил на всю жизнь. — Он и сейчас к ней прикован. Ты — его ось, он — твой пленник. Ты не освободил его, ты его переприковал. Перевел коня от одной коновязи к другой…»

Я тогда разозлился. Послал дядю Сарына в задницу. Спросил: «Мне что, гнать Нюргуна прочь? Самому уехать? Подарить тебе Нюргуна взамен сына?!» Спросить-то я спросил, а с ответом — беда. Сарын отмолчался, я притворился, что забыл, и ничего не забыл. Мучился, поедом себя ел. Нюргун — мой пленник? Оружие, которое я выковал в особой кузне?! Никто, кроме Юрюна Уолана, не в силах ударить врага этим оружием. Я, только я! И если однажды я совершу ошибку, глупость, подлость, если я стану боотуром, чей разум — дитя, и сгоряча выхвачу Нюргуна из ножен… Что он натворит? Что натворю я? На что толкну его, в какую пропасть?!

Теперь я готов признаться, что втайне желал разлуки с Нюргуном. Хотел освободить его от себя. Когда час пробил, я даже обрадовался. Зайчик взбунтовался против отца? Я подарю Нюргуну свободу, прежде чем он созреет для бунта!

Ну, подарил. А что? Обычное дело.

Вы еще помните, что мой дальнейший рассказ — не мой рассказ? Вот и славно. Есть у меня младшая сестра — знатный олонхосут[12]. Начнет — не остановишь.

4

Рассказ Айталын Куо, Красоты Неописуемой[13], младшей дочери Сиэр-тойона и Нуралдин-хотун, о ее похищении одним дураком

И сразу стало темно.

Нет, не сразу. Это я поторопилась. Я всегда так: тороплюсь, а потом алатан-улатан, и приходится обратно возвращаться. Какой дурак так устроил? Лучше бы иначе: я тороплюсь, а все за мной бегут, догоняют. Ну ладно, ладно, начну с начала. Вы же все равно не побежите, правда?

Сначала мы кушали. Юрюн давным-давно ускакал, Баранчай — а я знаю, что его зовут Баранчай! — давным-давно убежал. Мама поплакала и успокоилась, и сказала:

— Давайте кушать!

Еды она наготовила — ужас! То есть, радость. Когда еды много, это ведь радость? А когда кусок в горло не лезет, это как? Я его пихаю-толкаю, глотаю-стараюсь, а кусок спрашивает: «Где сейчас Юрюн? Где Зайчик? Такой красивый Зайчик? Такой хороший, такой глупый Зайчик? И даже такая вредина Жаворонок — где она, а?» Поди теперь, проглоти его! Ничего, справилась. Беру второй кусок, а он: «Где Юрюн? Где Зайчик? Что с ними?!»

Сижу голодная, носом хлюпаю.

И сразу стало темно. Нет, еще не темно. Еще светло. И мама тоже носом хлюпает. Мы хлюпаем, Нюргун чавкает. Перестал чавкать, задумался.

— Защищать, — говорит. — Буду защищать.

И еще:

— Не бойтесь.

— Я не за себя боюсь, — объясняет мама. — Я за Юрюнчика.

— И я за Юрюнчика! — обижаюсь я. — И за Зайчика! А за себя я нисколечко не боюсь! Чего мне за себя бояться? Дурак ты, Нюргун, ничего ты не понимаешь!

Он кивает. Он всегда кивает, когда я его дураком обзываю. Другие злятся или смеются, а он кивает, серьезно так. Совсем неинтересно его дураком обзывать. И даже совестно, если по правде.

— Юрюнчик, — мама гнет свое. — Ты как думаешь, Нюргун, он справится?

Нюргун кивает.

— С Уотом? Он ведь здоровила, этот Уот… Мне Мюльдюн рассказывал.

Не удержалась я, прыснула в ладошку. Притворилась, будто мне соль в нос попала. Мюльдюн ей рассказывал! Мюльдюн у нас рассказчик, это да! Мама ему: «А каков-таков Уот Усутаакы?» А Мюльдюн ей: «Ого-го!» Мама ему: «Что, прямо-таки ого-го?» А Мюльдюн ей: «Угу!» А мама ему: «Большой? Сильный? Могучий?» А Мюльдюн ей: «Ага!» Чистое тебе сказание дедушки Сэркена, хоть бери и народу пой!

— Справится? — голос у мамы дрожит, трескается. Вот-вот черепки посыплются. — Справится, да? Юрюн? С Уотом?

Нюргун ее за руку взял:

— Юрюн сильный. Самый сильный.

— Сильней тебя? Сильней Мюльдюна?

— Да.

— Значит, справится?

— Да.

— Точно?

— Да.

Я его слушаю, смотрю, а уже пятый кусок подъедаю. И молчат они, куски-то! Не пристают с вопросами. Уверенный он, Нюргун, убедительный! Правильно я его тогда спасла. Когда? Ну тогда, когда его от столба домой забрали. Помните, я к нему прилетела и спасла? Уморил бы его Юрюн без меня, это я вам точно говорю!

Вот тут темно и стало. Нет, еще не темно.