Сердце лича (СИ) - Глебов Виктор

— Его зовут А’р-Аман-Размаль, — сказал Самарказ, сам удивившись, что запомнил столь сложное имя. — Он назвался.

— Это точно? — спросил воин. — Ты правильно запомнил?

— Для твоего слуха это имя, должно быть, совсем непривычно, — ответил Самарказ. — Но не для моего.

Удовлетворённо кивнув, Азарад вновь обратился к Искушённому:

— Я должен передать тебе это, — сказал он, с поклоном протягивая штыри. — Введи их в своё тело, и трансформация будет завершена.

Самарказ подивился, что этот человек оказывает мурскулу такие знаки почтения.

— Я… не хочу, — проговорил Искушённый хрипло.

— А’р-Аман-Размаль, — чётко проговорил Азарад. — Приказываю тебе именем Мард-Риба!

Мурскул громко застонал и, словно против воли, протянул руку к штырям. Пальцы Искушённого дрожали. Он сгрёб штыри в охапку, потом выбрал один, взял двумя пальцами и, неожиданно размахнувшись, вонзил себе в живот!

Самарказ вздрогнул. Несущий Свет велел охранять Искушённого, но должен ли он помешать этому самоубийству?

— Так нужно, — тихо сказал Азарад, словно прочитав его мысли.

Искушённый по очереди вонзил в себя все шесть штырей и упал на землю ничком, широко раскинув руки. Он выглядел мертвым. Самарказ смотрел на него, не отрывая глаз, ожидая хоть малейшего признака того, что мурскул жив. Но тот не шевелился. Было ясно, что приказ Несущего Свет нарушен.

Проклятье!

Самарказ сжал рукоять сабли и, резко выхватив её из ножен, бросился на стоявшего рядом Азарада. Несмотря на то, что выпад был поистине молниеносным, северянин успел отразить его, а следующим коротким ударом — обезоружить охотника. Самарказ схватился за вывернутую кисть и приготовился к смерти. Он всегда считался одним из лучших воинов паши, но мастерство этого чужеземца превосходило все мыслимые пределы.

Однако северянин не торопился расправиться с обидчиком. Опустив меч, он молча указал на Искушённого. Охотник послушно перевёл взгляд и к своему изумлению увидел, что мурскул стал иссиня-чёрного цвета, а вместо обычного костяного панциря его тело покрывали металлические доспехи, пригнанные точно по фигуре — словно они являлись частью него самого. Впрочем, вероятно, так и было на самом деле. На груди Искушённого ярко горел алый знак: круг с трёхпалой ладонью внутри.

Мурскул медленно сел. Его лицо-шлем превратилось в странную трёхглазую маску: в центре горели расположенные треугольником круглые глаза, если их можно было так назвать. Теперь в облике мурскула, за исключением фигуры, осталось мало человеческого. Он поднялся на ноги, оказавшись уже на две головы выше Самарказа.

— Мои экрахеммы, — проговорил он низким бесцветным голосом.

— Они у вас? — Азарад вопросительно взглянул на Самарказа.

— Да, я забрал их.

— Отдай их ему.

— Это оружие.

— Я знаю. Поверь, он не причинит никому из нас вреда.

Самарказ колебался. Освободить мурскула ещё куда ни шло. Но вернуть ему оружие?!

— Ты… можешь управлять им? — спросил он Азарада.

— Нет, но могу контролировать. Не полностью, конечно, но вполне достаточно, чтобы удержать от необдуманных поступков. Отдай ему экрахеммы.

Северянин говорил уверенно. Самарказ вытащил из-за пояса металлические палочки мурскула, но расставаться с ними не торопился. Он сомневался, что Азарад действительно понимает, чем это грозит.

— Не бойся, приятель! — в голосе северянина послышалась обидная насмешка.

Самарказ хотел объяснить, что им движет не трусость, а осторожность, но передумал и просто сунул экрахеммы Искушённому. Тот взял их, несколько секунд рассматривал, словно желая убедиться, что это именно его вещь, а потом заткнул за пояс.

— Мы доставим тебя в Кар-Мардун, — сказал мурскулу Азарад. — Именем Мард-Риба!

Искушённый проворчал что-то нечленораздельное.

— Мы отправимся вечером, когда стемнеет, — сказал Азарад. — А сейчас займёмся ранеными.

— Нужна наша помощь? — предложил Самарказ, думая, что северянин напрасно собирается отправляться в путь после наступления темноты.

Джунгли кишели опасностями, и лучше было бы дождаться утра. С другой стороны, Зик-Армах может вернуться в любую минуту, да и в замок могут прийти воины из какой-нибудь деревни. И будет очень нелегко объяснить им, почему их товарищи исчезли, во дворе валяются трупы мурскулов, а в комнатах лежат убитые люди. К тому же, Самарказ подозревал, что стражников и слуг постигла участь Марбула. С другой стороны, трудно было представить, чтобы четверо Тайных могли перебить всё население замка — наверняка большая часть попряталась, почувствовав неладное.

— Нет, мы справимся, — ответил северянин. — А вы пока приготовьте лошадей. В конюшне должно найтись нужное количество.

Самарказ хотел было объяснить чужеземцу, что Мард-Риб говорит по поводу воровства, но подумал, что тот вряд ли поймёт его доводы. Кроме того, следовало помнить волю Несущего Свет, а ведь сын небесного махараджи сказал, что его приказ должен быть выполнен, во что бы то ни стало. Значит, Самарказу придётся ещё раз поступиться шансом на очищение души и взять на неё очередной грех.

— Я хочу попросить у тебя прощение, — сказал он, обращаясь к Азараду. — Мои подозрения были несправедливы.

— Ты насчёт попытки прикончить меня?

— Да, я об этом.

— Забудь. Ты действовал из лучших побуждений: думал, что выполняешь волю Мард-Риба. По крайней мере, теперь ты знаешь, что мы на вашей стороне. А теперь мы позаботимся о раненых.

— Хорошо. У нас тоже есть в замке одно дельце, — сказал Самарказ, подумав о Хазрафе.

Азарад кивнул и отдал своим людям приказание запереть ворота. «Это очень кстати», — подумал Самарказ. Даже если из замка есть потайной ход, Хазраф о нём знать не может, а лазать по стенам, как его дружки Тайные, не умеет. Мышеловка захлопнулась!

— А что насчёт Искушённого? — спросил он Азарада.

— А’р-Аман-Размаль пойдёт с нами. Мы спрячем его во дворце от посторонних глаз.

Самарказ заставил себя слегка поклониться и, сделав знак Ашаху идти следом, направился к конюшням паши. Он чувствовал себя обделённым — словно ему дали важное поручение, а потом пришёл кто-то и заявил, что сделает это лучше, и что ему уже перепоручили дело Самарказа. В таких расстроенных чувствах охотник вошёл в конюшню, чтобы приготовить лошадей к дальнему переходу.

Глава 14

Город встретил некроманта молчанием. Гнетущим и холодным, как ветер, дующий осенью с моря. Эл въехал в него на циклопарде. Великолепное животное мягко ступало по широкому мосту шестью лапами, опустив голову и настороженно принюхиваясь. Демоноборец чувствовал недовольство мутанта. Оно было ему понятно: в развалинах мегаполиса притаились самые разные твари. Порождения Чёрной крови, увечные и убогие, сумасшедшие и извращенцы — отверженные больного мира превратили город в своё убежище. Здесь они скрывались от чужих глаз, странным образом уживаясь друг с другом.

Эл смотрел по сторонам, сняв покрытую колдовскими письменами амигасу и откинув капюшон. Солнце, клонившееся к закату, золотило его бледное, туго обтянутое кожей лицо. На лбу чернело клеймо. Глаза, лишённые белков, блестели, словно агаты. Они видели во тьме почти как днём. Но сейчас эта их способность не требовалась, ибо мегаполис — вернее, то, что от него осталось — и так был неплохо освещён. Правда, оставалось не больше часа до наступления настоящей ночи. За кромкой домов, темневших на горизонте, пылал красный закат — будто пожар, охвативший окраину.

Циклопард пружинисто и грациозно перепрыгнул встретившийся на пути провал. Из бетона торчала гнутая арматура, на некоторых прутьях трепетали обрывки гнилой ткани. Элу даже показалось, что среди лоскутов болтались высохшие на солнце и ветру жилы.

Издалека донёсся утробный звук. Словно кто-то изо всех сил протрубил в морскую раковину. В голове Эла мелькнули кадры из старого фильма, но тут же растворились. Он приказал Сету двигаться быстрее, и мутант поспешно ускорился. Лёгкий с виду, он сильными толчками отправлял гибкое серебристое тело в полёт, приземлялся и снова взмывал над асфальтом, обломками бетона, мусором и разросшимся повсюду бурьяном. Растения пёрли изо всех трещин, норовя заполонить город, но он ещё походил на обломок цивилизации. Ни высокая трава, ни мхи, ползущие по стенам, ни деревья не могли пока скрыть от глаз дома, хотя уже практически поглотили брошенный на улицах транспорт, превратив его в бесформенные кочки. Лишь кое-где виднелось то треснувшее стекло, то облупившаяся краска, то ржавчина.