Ольга Громыко - Год Крысы. Путница

К утру саврянка отлежалась, успокоилась и похорошела, оказавшись совсем еще девчонкой, ненамного старше Рыски. Замурзанная, желтоглазая, с горбом платья над опавшим животом, она заметно стеснялась своих спасителей: Алька — распознав в нем знатного господина, Жара — потому что ринтарец. Рыски она шугалась меньше, но тут уже шугалась Рыска. Ей очень хотелось подержать ребенка, снова ощутить на руках маленькое, теплое и тяжелое тельце, однако попросить его у матери она так и не отважилась. Оставалось только смотреть и завидовать.

Глаза у ребенка, к Рыскиному изумлению, оказались не желтые, а серые.

— У нее что, муж ринтарец? — шепотом спросила она у Алька.

— Котята тоже голубоглазыми рождаются. — Саврянин глядел на счастливое семейство без восторга — не из нелюбви к детям, а просто прикидывал, насколько их задержит эта обуза. Сажать только что родившую женщину верхом на корову нельзя, пешком гнать тем более. — Где твоя телега? — хмуро поинтересовался он у саврянки. Та втянула голову в плечи и растерянно, виновато заулыбалась.

Белокосый ругнулся в сторону спутников (Тут с вами родной язык забудешь!) и повторил вопрос по-саврянски. Женщина пролепетала что-то в ответ. Альк раздраженно уточнил (у саврянки обиженно задрожали губы) и, недовольно сдвинув брови, начал седлать корову.

— Посидите с этой дурой, — буркнул он. — Я съезжу телегу пригоню.

— Один? — насторожилась Рыска.

— Она говорит, тут близко.

— Лучше я с тобой, на всякий случай!

— Сейчас день.

— Ну и что? Ты ночью почти не спал, устал, а крыса… — Девушка не договорила, опасливо покосилась на саврянку — вдруг она все-таки что-то понимает?

— Скажи, что ты просто хочешь остаться со мной наедине, — ухмыльнулся саврянин, косясь на Жара — помнишь наш спор в речке?. Вор выразительно показал ему кулак.

— Вот еще! — Рыска тем не менее взвалила на Милку седло. Альк ждать ее не стал, но и не торопился, так что девушке удалось догнать его сразу за лесом. Рыска тихо порадовалась, что настояла на своем: оставшись в одиночестве, саврянин сразу ссутулился, помрачнел. Стало заметно, что он действительно не выспался — на худом лице Алька усталость проявлялась мгновенно.

— Ну зачем ты на нее наругался? — с упреком сказала Рыска. — Она и так издерганная вся, теперь сидит и глаз не поднимает.

— Поругаться и на тебя? — огрызнулся саврянин.

— На меня можно, я тебя уже знаю, — вздохнула девушка. Альк настороженно на нее покосился и с напускным безразличием спросил:

— И что же, интересно, ты знаешь?

Рыска сделала вид, что только сейчас заметила кружащего в небе коршуна и любоваться им — одно удовольствие.

— Что ты все-таки поехал за телегой. Хоть и злишься.

Белокосый фыркнул:

— Потому что иначе ты заставила бы нас тащить эту проклятую бабу до вески на руках.

— Неправда! — Огорошенная Рыска мигом забыла про коршуна и обернулась к саврянину.

— Ну сама бы понесла, — как ни в чем не бывало пожал плечами тот.

— Ты бы сам ее в лесу не бросил!

— Запросто.

— Врешь!

— Спорим? Если ты согласна, возвращаемся за вором и уходим. А лучше и его там оставить.

— Как же мне надоел твой крысиный треп! — с чувством сказала Рыска, по-прежнему уверенная в своей правоте, но отчаявшись припереть Алька к стенке.

— Это не треп, а риторика, — снисходительно поправил саврянин. — Искусство красноречия, подвластное немногим.

— И чем они отличаются?

— Треп — признак глупости, а риторика — мудрости.

— Мудрецом человека делают не мудреные, а мудрые слова — запальчиво возразила девушка.

— Зато мудреные помогают хотя бы казаться оным. Тебе так точно не помешало бы, — сочувственно вздохнул Альк. — Так что, возвращаемся?

— Нет!

Белокосый самодовольно выпрямился в седле, и Рыске жутко захотелось отвесить ему подзатыльник.

Саврянка успела пройти совсем немного. Через лучину всадники увидели телегу — она так и стояла посреди дороги, темно-рыжая корова понурилась в оглоблях. Пока Альк снимал с нее хомут, Рыска осмотрела опухшую ногу и огорченно покачала головой: если и срастется, бегать уже не будет. Разве что добрый хозяин на племя оставит.

— Какую расседлывать?

— Давай мою, — решила девушка. На хуторе Милку приучали к хомуту, да она и спокойнее была. А от Смерти неизвестно чего ждать.

С запряжкой Альк возился долго; было видно, что это дело ему в новинку. Но помощи не просил, только сердито пыхтел, и Рыска решила не навязываться. Главное, чтоб к хвосту оглобли не прикрутил.

— А с коровой что делать будем? — Девушка погладила калеку по морде, рыжая шумно выдохнула и облизала ей ладонь.

— Колбасу, — мрачно пошутил Альк, затягивая последнюю петлю. — Садись, бери вожжи.

Рыска поняла, что корову на руках он точно не понесет и на эту тему лучше даже не заикаться.

Пока друзья ездили за телегой, Жар развлекал молодую мать, показывая ей простенькие фокусы с пропадающими в ладони предметами — сначала камешком, потом сосновой шишечкой, потом здоровенной еловой. Неизвестно, как саврянка, но сам вор, похоже, развлекся на славу, освежив навыки.

— Кстати, это мальчик! — первым делом сообщил он, увидев друзей.

— Ты так радуешься, будто сам делал. — Альк не стал спешиваться, дожидаясь, когда спутники закинут в телегу охапку лапника и помогут забраться женщине.

— А чего б не порадоваться? Нашего роду прибыло!

— Нашего, — ехидно уточнил белокосый.

— Ты ж сам говорил, что все люди одинаковы!

— Однако некоторые из них живут в Ринтаре, а некоторые в Саврии.

— Это риторика, — со вздохом объяснила Рыска другу. — Искусство дурить людям головы.

— О, запомнила словцо? — приятно удивился Альк. — Молодец. Ты не так уж безнадежна.

— Да она у нас вообще умница, — ухмыльнулся Жар, оттесняя Рыску к борту и забирая вожжи — а то вору уже начало казаться, что его задница навеки приняла форму седла. Из-под рясы с сухим стуком выпала пропавшая шишка, покатилась по дощатому дну.

Телега негромко, уютно поскрипывала, пригревало солнышко, небо было синим-синим, как ранней весной, ребенок спал, но саврянка отчего-то пригорюнилась, начала вздыхать и шмыгать носом.

Альк спросил, что случилось, однако ответ переводить не стал, как и сочувствовать. Наоборот — губы сжались в линию, сдерживая усмешку, но глаза беззастенчиво о ней ябедничали.

— Чего это она? Болит что-то? — потребовала объяснений встревожившаяся Рыска.

— Нет. — Саврянин сдавленно фыркнул. — По корове убивается. Надо спросить, не воевал ли ее отец в северной части Ринтара… Вдруг это по мужской линии передается?