Петр Верещагин - Игра Арканмирра

– Да? А как повержен был Он и растерзан в клочья коротким словом – Старым Словом Сил?

– О том и речь. В краю Предвечной Ночи Он охранял всех тех, кто согрешил пред Кодексом; и силой их питаясь, сам стал Он тем, кого стерег во тьме. И с трепетом расплаты ожидая, где нам найти уверенность во дне грядущем? Мы – не боги, не Арбитры. Мы – Игроки, и наша жизнь – Игра. Фигуры и Доска – вот та стихия, в которой мы живем. Придет пора, и мы уйдем в пучину, не оставив и тени сожалений о себе.

– К чему ведешь ты? Это не исправить, не изменив Игре – или Судьбе. Наш выбор сделан, и не променяешь его ты на иную участь.

– Да. Тут ты права. И все же, сколько правил мы создали – и для чего? Чтоб Дар, который мы вложили в человека, в конце концов был брошен против нас?

– Ты ожидаешь от меня ответа?

– Нет. У меня есть свой Орлиный Глаз…

– Но кто тебе подкинул ту идею: не торопитесь, вскоре, мол, закон позволит Колесу снять чары Змея? Кто говорил, ты помнишь?

– Гиддеон! Вот сукин сын, так он предвидел…

– Вряд ли. Ведь не смогли мы оба избежать удара; мог ли до конца спектакля он переход к финалу просчитать?

– У Масок ставка в сорок девять судеб. При том, что в этом цикле нет таблиц – так что найти, каких ходов НЕ будет, вполне возможно. При Замене Лиц.

– Замена Лиц? Для Масок?! Это значит…

– …что наш черед пришел в Игру вступить. Иначе – все награды прошлых матчей кровавой пылью станут…

– Может быть. Но Кодекс предусматривал расходы делить на всех – а кто в те дни владел Печатью? Мы не видели исхода – так что, искать всех тех, кто уцелел? Расклад неутешителен: событья нас ждут такие, что из сотни бед на нас придутся те, где мы бессильны. Так что осталось лишь сказать «привет»…

– Привет кому? Ты крикнешь «Ave, Caesar! Morituri te salutant!»

– А что?

– Нет, ничего. Приветствуй, не приветствуй – конец, увы, один.

– Таков мой ход.

– Как хочешь. В этом нереальном мире нет четких правил; Кодекс же порой уверен в том, что два плюс два – четыре.

– Что опровергнуто самой Игрой.

– Тем более: чем больше сомневаться, тем меньше будет бонус при броске. Чем дольше ждать, тем легче догадаться, какие карты держишь ты в руке – а что припрятала. Тебе известно, все мы немного понимаем, что почем.

– Запрет…

– Здесь вовсе нет запретной темы!

– Но сам Запрет на гибель обречен. Один иль два – ну максимум три цикла, – и рухнет Грань под натиском Врага. Тогда в кровавом сумраке насилья мы пропадем навеки. Все слова о мудрости, искусстве, долге, чести пойдут наперекор самим себе…

– Где ты нашла такой пакет известий?

– В скитаньях, Доппельгангер. И в борьбе. Вы с братцем заварили эту кашу, когда свели на стыке двух миров три Линии – из тех, что день вчерашний взорвать способны.

– Что ж, я был готов ко многим порицаниям; однако, где нашу видишь в этом ты вину? Герой, два Странника и приключенцев шайка в реальный мир впустили Мрак и Тьму? Не верю!

– А сюжет стандартный.

– Верно – и потому в него не верю я. Герой способен был разрушить двери – но где мотив? Где выгода?

– Нельзя все побужденья править общей меркой. Людей ты знаешь? Хорошо? Тогда скажи мне, как сумел обычный смертный узнать о Слове Сил? Разбить Врата? И наконец, повергнуть на колени пол-Преисподней! Это ли не цель…

– Бывают разночтения. Сомненья есть у меня, конечно, и теперь, но все же вижу я исход финальный.

– После моих-то слов? Ну-ну, давай.

– Терпенье, Тир…

– Тиролия! Иначе меня, Ян, никогда не называй!

– Прости… Так вот, по рунному прогнозу – который, согласись, уместен тут – в ночи сокрыта главная угроза. Не откровенье, знаю; но маршрут известен мне, признаться, стал случайно, как катастрофу ту предотвратить.

– Случайно? Нет случайностей – лишь тайны, что предназначено не нам открыть. А Путь ты разве только с позволенья…

– Вот-вот. И я согласье получил.

– И ты молчал?!! С таким-то разрешеньем мы можем всю Доску Ключами Сил усеять, и своим Фигурам сразу присвоить власть Наместников – а ты завел Игру в тупик и ждешь, зараза?

– Да, жду – и не кипи! Твои мечты не сбудутся, ведь Путь устроен вовсе не для того, чтоб Игроки могли свои ввести Фигуры в Край Пророчеств и власть черпать там прямо из земли. Путь не для нас – для смертных был проложен, и им – не нам открыты те края. Мы следуем за ними. Знаю, сложно; но следует как данность воспринять…

– Первопроходцы-смертные? Так значит…

– Ты поняла?

– Не знаю. Я боюсь – не проигрыша, не отмены матча. Боюсь того, что больше не вернусь.

Вода сковывала движения, делая их тягучими и плавными. Я машинально отметил, что драться в такой среде способен только «Дремлющий Тигр».

Меч Аркана я извлек из ножен заранее. Очисткой стали от ржавчины можно заняться и потом (если оно будет, это «потом»).

Мортис следовал за мной. Свою накидку он еще на суше спрятал в заплечный мешок, и блики далекого света превращали его черно-серебристую кольчугу в подобие змеиной чешуи. Впрочем, я, вероятно, выглядел так же – только с дурацким рогатым шлемом на голове. Лишенный Имени, будучи Черным Странником, не нуждался в том, чтобы распугивать окрестных чудищ таким головным убором; тем более что (по его словам) большинство жителей Внешних Миров умели какое-то время находиться под водой без воздуха. Когда я спросил, как велико это время, он посоветовал мне не совать нос не в свое дело.

Бирюзовая бездна внезапно колыхнулась, и я ощутил, что навстречу движется нечто ОЧЕНЬ большое.

Несколько секунд – и в пределах видимости возникла морда Зазеркальной Твари. Гор оказался прав: вид у нее был премерзкий. Выпученные глаза сверкали холодной голубизной, шкура отсвечивала черной зеленью, какая покрывает невообразимо древнюю бронзу. Но особенно «хороша» была довольная улыбка, приоткрывавшая не то четыре, не то пять рядов зеленовато-белых клыков в палец длиной.

Призвав Тигра, я рванулся вперед, прицелившись острием меча в правую глазницу монстра. Однако Мортис опередил меня: на его ладонях и пальцах уже выросли шипы-когти, и Черный Странник вцепился ими в кончик носа твари, одновременно выдавливая левой ступней ее левый глаз. Сотрясение раненого чудища отбросило Мортиса прямо к разинутой пасти, но укусить монстр не успел – Меч Аркана уже вошел в его уцелевший глаз по самую рукоять.