Сергей Соколов - Феникс в пламени Дракона

- Возможно, и напишет, - пообещал кронпринц. - Я уверен, что ниточки приведут к Ажади, а обвинение в покушении на принца династии будет смотреться к месту в манифесте об объявлении войны.

- Который, надо полагать, уже составлен? - поморщился Дэвиан.

- Тебя это удивляет? Ты не хуже меня понимаешь, что все уже решено. Остались только формальности. Как ты выразился, спектакль, и он будет обставлен с должной пышностью. И, кстати, - Тамрин достал из кармана часы. - Начало всего через час. Поспешим, Дэвиан. Будет плохо выглядеть, если принцы опоздают.

Новый Сенат.

Сенат, высший орган государственной власти, был учрежден еще самим Амелием Освободителем. Едва ли основатель Ксаль-Риумской Империи решился на такой шаг охотно: он не мог не понимать, что передает часть собственной власти в руки своих же соперников, и со временем они непременно захотят больше. Но у него не было выбора - постоянные войны и беспорядки на границах расширяющейся державы держали Амелия вдалеке от столицы. Необходим был кто-то, кто мог распоряжаться делами в отсутствие Императора. Амелий вынужденно объявил о создании Сената, и последующие века прошли в противоборстве между Императорами и нобилями, причем перевес регулярно склонялся то в одну, то в другую сторону более трехсот лет. Однако с середины прошлого века Императоры постепенно сдавали позиции.

Этот процесс ускорился после появления Народной Палаты; собственно говоря, Император Нерион Второй и учредил выборную Палату как противовес амбициям нобилей-сенаторов, не без тайного расчета на то, что взаимная грызня тех и других будет отнимать у них все силы, и реальная власть вновь вернется в руки правящей династии. То была несомненная и фатальная ошибка: после того, как к сенаторам добавились элигенды, шансов сохранить контроль над собственной Империей у династии Каррелов не осталось.

В одном расчеты Нериона II все же оправдались - друг друга представители Сената и Палаты на дух не переносили и редко действовали согласованно. Но, согласно закону, такой важный вопрос, как объявление войны, требовал совместного обсуждения. Таковое было назначено на сегодня; видимо, прайм-канселиор Темплен наконец-то склонил и сенаторов, и элигендов на свою сторону.

Внушительный Зал Совета в здании Нового Сената был построен специально для подобных мероприятий. Больше десяти метров от пола до потолка, он был разделен на два яруса. В нижнем располагались места для трехсот шестидесяти элигендов - по десять человек от каждой континентальной или островной провинции Ксаль-Риумской Империи. Верхний ярус, отделанный более пышно, предназначался для ста сенаторов, которые выдвигались из числа нобилитета. Правда, в последние десятилетия этот принцип соблюдался весьма условно: многие из сенаторов не были дворянами, точнее, получили дворянское достоинство благодаря каким-то заслугам перед правящей династией.

Внешне Зал Совета чем-то напоминал оперу, не без иронии отметил Дэвиан Каррел. Дэвиан нечасто бывал в опере, а в Сенате - еще реже, но сходство бросалось в глаза сразу. Кресла элигендов, обитые черным шелком, и ложи сенаторов на втором ярусе весьма походили на места для "почтеннейшей публики". Внушительный подиум, на котором располагались места для Императора, Принца Трона, Принцев Династии, прайм-канселиора и куратора Народной Палаты, располагался там, где следовало находиться сцене.

Зал был уже заполнен, когда, после пышного объявления, появился Император Велизар III. Из-под потолка грянула бравурная мелодия: "Феникс в небесах", официальный гимн Империи Ксаль-Риум уже почти двести лет. Гвардейцы в черных мундирах и надраенных бронзовых касках с золотыми плюмажами высоко подняли древки имперских штандартов. На одном, на черном фоне, был изображен феникс, взлетевший над огненными языками - традиционный имперский герб со времен Амелия Первого. На втором, тоже черно-золотом, красовались перекрещенные мечи и символическое изображение парусного корабля на волнах - герб правящей династии Каррелов. Все встали, и в почтительном молчании Император проследовал на свое место - высокое кресло, почти столь же роскошное, как трон в главном зале Палатиана, и расположенное на верхней ступеньке подиума. Тамрин и Дэвиан следовали за Велизаром. Место Тамрина, как наследного принца, было на ступень ниже отцовского трона, Дэвиан, как принц Династии, занял одно из десятка кресел еще на ярус ниже.

"Немного людей осталось сегодня в династии, - подумал он ядовито, - разве что какие-нибудь троюродные дядушки-тетушки".

После того, как заняли места Император и принцы, расселись и остальные. Под взглядами нескольких сотен глаз Дэвиан на самом деле чувствовал себя актером на представлении. К тому же - действительно, всего лишь статистом, что особенно досадно. Его роль сводилась к тому, чтобы сидеть, молчать и позировать перед фотокамерами газетчиков. Дэвиан охотно отпустил бы едкий комментарий по этому поводу, но, увы, Тамрин сидел выше и чуть в стороне, пришлось бы вставать с кресла, что, конечно, сценарием разворачивающегося действа запрещалось.

Первым на сцену, то есть, на трибуну, поднялся Орас Темплен. Как прайм-канселиор, он являлся здесь старшим - после Императора, разумеется - и он должен был вести заседание. Дэвиан положил руки на подлокотники, стараясь выглядеть непринужденно и бесстрастно, и бросил взгляд наверх, туда, где размещались "гостевые ложи", то есть, места для журналистов. Заседание не было закрытым, Империя собиралась объявить о своем решении на весь мир. Среди газетчиков была и Фионелла - Дэвиан, воспользовавшись своим титулом принца (должна же от него быть хоть какая-то польза!) сказал пару слов кому надо, чтобы она получила приглашение. Фио не просила его об этом, даже не намекала, но он успел узнать ее достаточно хорошо, чтобы понять, что ей бы хотелось оказаться здесь в такой день. Присутствовать на заседании, где решается - быть или не быть войне - почетно для любого журналиста любой имперской газеты, а для Фионеллы карьера значила больше, чем она признала бы открыто. Впрочем, как и для самого Дэвиана, и если у него была возможность оказать девушке небольшую услугу, он с удовольствием это сделал.

Он увидел Фио наверху, среди прочих, и подумал, не послать ли ей воздушный поцелуй - счастье всем собравшимся газетчикам было бы обеспечено, да и он получил бы от всего этого спектакля хоть какое-то удовольствие. Искушение было велико, но Дэвиан его поборол и, сохраняя на лице подобающее принцу непроницаемо-величественное выражение, неподвижно сидел и слушал, что говорит прайм-канселиор.