Анджей Сапковский - Башня ласточки

– Бегите! – взвизгнул Скеллен. – Бегите-е-е-е!

Поздно. Щель прошла между ногами Силифанта и резко расширилась, лед изломался как стекло, образовав большие куски. Дакре потерял равновесие, вода приглушила его крик. В образовавшуюся полынью свалился Бореас Мун, исчез под водой ползавший на четвереньках геммериец, исчез труп Оля Харшейма. За ними плюхнулся в черную глубь Риенс, а тут же следом Скеллен, в последний момент успевший уцепиться за край льдины… А девушка, сильно оттолкнувшись, перелетела над образовавшейся щелью, опустилась так, что брызнул тающий лед, помчалась за убегающим Бригденом. Через секунду до слуха висевшего на краю разлома Филина долетел дикий, свинячий визг. Догнала.

– Господи… – простонал Бореас Мун, которому неведомо как удалось выкарабкаться на лед. – Дайте руку… Господин коронер…

Вытянутый из воды Скеллен посинел. Его била дрожь. Под пытавшимся вылезти Силифантом обломился край льдины. Дакре снова ушел под воду. Но тут же вынырнул, кашляя и отплевываясь, нечеловеческим усилием выбрался на лед. Выкарабкался и упал, совершенно выбившись из сил. Рядом с ним образовалась лужа.

Бореас стонал, прикрыв глаза. Скеллен дрожал.

– Спасите… Мун… Помогите…

На краю ледяного поля, погрузившись по пах, висел Риенс. Мокрые волосы облепили череп. Зубы стучали не хуже кастаньет. Это походило на призрачную увертюру к какой-то инфернальной danse macabre[29].

Заскрипели коньки. Бореас не шелохнулся. Ждал. Скеллен дрожал.

Она приближалась. Медленно. С ее меча стекала кровь, помечая лед пунктиром капель. Бореас сглотнул слюну. Хоть он до последней нитки промок в ледяной воде, ему вдруг сделалось чудовищно жарко.

Но девушка не смотрела на него. Она смотрела на Риенса, напрасно пытавшегося выбраться на лед.

– Помоги… – Риенс пересилил стук зубов. – Спаси…

Девушка притормозила, развернувшись на коньках с грацией танцовщицы. Остановилась, слегка расставив ноги и держа меч низко, поперек бедер.

– Спаси меня, – заскулил Риенс, впиваясь в лед деревенеющими пальцами. – Спаси… Я скажу тебе… Где сейчас Йеннифэр… Клянусь.

Девушка медленно стянула шарф с лица. И улыбнулась. Бореас Мун увидел жуткий шрам и с трудом сдержал крик.

– Риенс, – сказала Цири, продолжая улыбаться. – Ведь ты собирался научить меня боли. Помнишь? Этими вот руками. Этими вот пальцами. Этими. Теми, которыми сейчас вцепился в лед.

Риенс ответил. Бореас не разобрал, что, так как зубы чародея стучали и клацали, существенно затрудняя членораздельную речь. Цири развернулась на коньках и подняла руку с мечом. Бореас стиснул зубы, убежденный, что она сейчас зарубит Риенса, но девушка только приготовилась, к бегу. К величайшему изумлению следопыта, она отъехала, быстро разгоняясь резкими взмахами рук. Исчезла в тумане, через мгновение утих и ритмичный скрип коньков.

– Мун… Вы-вы-вы… выта-а-а-ащи… ме-е-еня… – прогавкал Риенс, лежа подбородком на льду. Он выбросил обе руки на лед, пытаясь уцепиться ногтями, но все ногти уже были сорваны. Он растопырил пальцы, пытаясь ухватиться за окровавленный лед ладонями и подушечками пальцев. Бореас Мун смотрел на него и чувствовал уверенность, ужасающую уверенность…

Скрип коньков они услышали в последний момент. Девушка приближалась с невероятной быстротой, прямо-таки расплываясь в глазах. Она подъезжала по самому краю льда, мчалась уже по обрезу трещины.

Риенс вскрикнул. И захлебнулся плотной, свинцовой водой. И исчез.

На льду, точно на ровненьком следу коньков, осталась кровь. И пальцы. Восемь пальцев. Бореаса Муна с потрохами вывернуло на лед.

Бонарт мчался галопом по краю приозерного склона, гнал как сумасшедший, не думая о том, что конь в любой момент может переломать ноги на припорошенных снегом расщелинах. Покрытые инеем ветви елей хлестали его по лицу, били по рукам, сыпали за воротник ледяную пыль.

Озера он не видел – всю котловину, будто кипящий ведьмин котел, заполняла белая мгла. Но Бонарт знал, что девушка – там. Чувствовал.

Подо льдом, глубоко, стайка полосатых окуньков с интересом провожала на дно озера мерцающую серебряную коробочку, выскользнувшую из кармана плавающего в пучине трупа. Прежде чем коробочка, подняв облачко пыли, упала на дно, самые смелые из окуньков попытались ее даже тронуть мордочками. Но вдруг отшмыгнули, испуганные.

Коробочка излучала странные, пугающие колебания.

– Риенс! Ты меня слышишь? Что с вами? Почему два дня не отвечали? Докладывай. Что с девушкой? Нельзя допустить, чтобы она вошла в Башню Ласточки… Риенс?

Откос кончился, берег сделался плоским. «Конец озера, – подумал Бонарт, – я на конце. Обошел девку. Где она? И где эта чертова башня?» Завеса тумана неожиданно лопнула, поднялась. И тогда он увидел ее. Она была прямо перед ним на своей вороной кобыле.

«Чародейка, – подумал он, – общается со своей зверюгой. Послала ее на конец озера и велела ожидать себя. Но ничто ей не поможет. Я должен ее убить. Пусть провалится к черту в ад Вильгефорц. Я должен ее убить. Для начала заставлю молить о пощаде, о жизни… А потом убью».

Он крикнул, пришпорил лошадь и послал ее в галоп. И вдруг понял, что проиграл. Что все-таки она обвела его. Его отделяло от нее не больше полстае – но по тонкому льду. Она была по другую сторону озера. Больше того, полумесяц плеса теперь изгибался в противоположную сторону – девушка, едущая по тетиве лука, была гораздо ближе к краю озера.

Бонарт выругался, рванул поводья и направил лошадь на лед.

– Гони, Кэльпи!

Из-под копыт вороной кобылы задробила замерзшая земля. Цири прижалась к лошадиной шее. Вид последующего ее Бонарта пронзил ее ужасом. Она боялась этого человека. При мысли о возможности сопротивления невидимая рука стиснула ей желудок.

Нет, бороться с ним она не могла. Пока еще не могла. Башня. Спасти ее могла только Башня. И портал. Как на Танедде, когда чародей Вильгефорц был уже совсем рядом, уже протянул к ней руку… Единственное спасение – Башня Ласточки. Туман поднялся.

Цири натянула поводья, чувствуя, как ее вдруг охватывает чудовищный жар. Она не могла поверить в то, что видела. Что было перед ней.

Бонарт тоже увидел. И торжествующе крикнул. На краю озера башни не было. Не было даже ее развалин, не было попросту ничего. Только едва заметный, едва различимый холмик, только покрытая голыми промерзшими стеблями травы кучка камней.

– Вот она, твоя башня! – рявкнул он. – Вот твоя волшебная башня! Вот оно – твое спасение! Куча камней!

Девушка, казалось, не слышит и не видит. Она подвела кобылу ближе к холмику, на каменную насыпь. Воздела обе руки к небу, словно проклинала небеса за все то, что ее здесь встретило.