Юлия Тулянская - Небо и корни мира

Яромир взволнованно называл имя и пытался ее описать, беспомощно понимая, что под его описание подходит любая женщина.

– Так ты, что ли, из Даргорода? – окликнула его седая женщина. Около ее колен пристроился оборванный мальчик лет семи, которого она подобрала во дворе. – Ты тот даргородский Яромир, что брал верх на игрищах?

Яромир кинулся к ней:

– Да, это я!

Женщина вздохнула:

– Знаю я твою мать. Рассказывала о тебе, хвалилась, какой ты удалец. Ну, ищи ее, Яромир. Может, найдешь. Разминулись мы с ней в суматохе.

Мальчик-сирота прижался к лохмотьям ее юбки, снизу вверх глядя на Яромира печальными глазами.

Своей матери Яромир так и не нашел. Он понял, что она теперь тоже ушла «за дальний предел», как говорили кочевники.

Небожители пытались исцелять раненых наложением рук. Но только к немногим из них вернулось сияние и прежние силы. Большинство было опустошено до глубины души. Девонна старалась поддержать Далибора. Он был ранен так тяжело, что вестница с трудом удерживала его на грани жизни.

Так Далибор держался несколько дней. Яромир уже увел войско по пути к Небесным Вратам, и Девонна ушла вместе с ним. Лени вместе с несколькими лекарками осталась с ранеными. Из заключенных тоже нашлись люди, владеющие целительским ремеслом. Среди них оказался даже великий в прошлом лекарь из Селлы, мэтр, написавший трактат о предотвращении болезней. При жизни он обвинялся церковью, что подучает людей избегать ниспосылаемых Творцом испытаний (и дело не в том, что они с помощью шарлатанской книжонки будто бы смогут их избежать, а в том, что попытаются это сделать!). После смерти мэтр был заключен в подземную тюрьму. Теперь худощавый седоволосый селлиец с пронзительными черными глазами снова обходил больных, взволнованно бормоча на древнесовернском отрывки из полузабытых манускриптов старинных лекарей.

Когда Далибор пришел в себя, Лени сидела около него. Далибор лежал в одной из уцелевших пристроек на тюремном дворе. Лени тихо ахнула, увидев, что он открыл глаза наклонилась. Далибор узнал ее.

– Я живой, Лени… – прошептал он слабым, как вздох голосом.

– Да, ты живой, – сказала она и прижалась губами к его лбу. «И у тебя красивое лицо. Тебе больше не нужно будет прятать его под плащом», – добавила она мысленно, хотя шрамы от когтей демонов обезобразили его навсегда.

Застонал и попросил пить кто-то рядом. Самых тяжелых раненых положили под крышей, остальным дружинники оставили свои походные шатры.

– Сейчас! – спохватилась Лени.

Приподняв голову раненого, она поднесла к его губам кружку, напоила и вернулась к Далибору:

– Хочешь?.. – Она подала напиться ему.

– Лени… демоны… – взволнованно отстраняясь от кружки, прошептал Далибор.

Она погладила его по голове:

– Демонов больше нет. Тюрьмы тоже нет, ее разрушили. Князь Тьмы куда-то исчез, но он не появится: у нас есть защитники. Все заключенные ожили, теперь вы – народ Санрейи. Так теперь будут называть Подземье, а слово Подземье забудут. Женщин и детей отправили обозом в Даргород, и с ними тех, кто ранен легко. Их там приютят и помогут обжиться. Обоз провожают Мирко и Радош, они не заблудятся. А наши воины ушли дальше, к Вратам… Ты скоро поправишься. Когда ты сможешь ходить, я выведу тебя во двор, и ты увидишь: теперь над этой землей есть небо и светит солнце.

В полдень войско сделало привал. Дров не было: их сожгли под стенами подземной тюрьмы, чтобы осветить дружине битву. Часть телег тоже сгорела. Но Яромир взял с собой уголь, которым топились тюремные кухни и плавильные печи. Воины разожгли костры, стали готовить похлебку. Яромир обошел стан, посмотреть, что делается. Ему на глаза попался парень из бывших заключенных – плохо одетый, черноволосый, худой, с насмешливой и печальной улыбкой. В нем было что-то знакомое. Яромир остановился, нахмурился и неуверенно спросил:

– Грено?

Парень вскинул брови:

– Да. А ты кто такой?

– Яромир из Даргорода. Помнишь?

Взгляд Гренислао стал пристальнее. Он вдруг спросил:

– Назови троих, кто не дома и не в пути?

Яромир чуть усмехнулся:

– Первый – гость. Он не у себя дома и не в пути. Второй – это бродяга. Он не дома, но и не в пути, потому что никуда не идет. А третий – тот, кто стоит на крыльце своего дома. Он уже не дома, но еще не в пути.

И оба некоторое время молча стояли друг перед другом.

– Так это ты – князь Севера? – произнес Грено.

Яромир кивнул.

– Я слышал, ты жил в Тиндарите?

– Почти два года.

– Ты знал Риетту? – спросил Грено.

Яромир вспомнил дочку торговца рыбой, но не ощутил ни досады, ни смущения. Риетта когда-то покорила и не пожалела его: бросила к своим ногам, властвовала и ждала, чтобы он умер от горя, как обещал, когда она его разлюбила. Но он утешился, поэтому Риетта его возненавидела.

– Я ее знал, Грено, – подтвердил Яромир. – Значит, и ты? Ты тоже жил в Тиндарите?

– Я читал лекции под Аркой, пока какой-то дикарь-жезлоносец меня не убил, – ответил Грено. – С тех пор я философствовал в подземной тюрьме. А теперь… – он обвел взглядом голый простор бывшего Подземья. – Теперь вселенная людей необычайно расширилась. До сих пор мы знали три ее области: Обитаемый мир, Подземье и край у подножия Престола. Вселенная за их пределами была только предположением немногих ученых. Она и сейчас остается предположением, но наконец-то не запретным. Я слышал, что многие говорят, будто Подземье служило западней на пути наших умерших. Я думаю, что и Престол – такая же западня. Но куда без них ляжет наш путь? Может быть, за пределы Обитаемого. А быть может, обратно в мир: к новому рождению. Это нам неизвестно. Но человеческий ум открыл много диковинного и со временем откроет еще больше.

Не сговариваясь, Яромир и Грено пошли рядом, в обход воинского стана.

– Предки людей изначально были созданы как рабы и игрушки Вседержителя, – говорил Грено. – Чему учит Писание? Что наши предки были «сотворены для того, чтобы участвовать в замысле Вседержителя и славить своего Бога и Благодетеля». Быть частью замысла, славить Вседержителя за благодеяния и становиться свидетелями его величия – вот первоначальный удел народов. Мы созданы были Вседержителем не равными ему, а многократно слабее. Нам не дано было ничего ни знать, ни творить самим, а лишь покоряться. Ты заметил, Яромир, что первое испытание небожителей было на покорность: им был дан запрет спускаться в Обитаемый мир. Но и последнее испытание человечества оказалось на покорность… – Гренислао вдруг сбился и с виноватым смешком спросил. – Я много думал в тюрьме, но мне не с кем было поговорить. Ты все еще слушаешь меня, мой друг-варвар?