Джей Лейк - Зеленая

Жаровни… Меня пробила холодная дрожь. Огонь! Я подняла голову и посмотрела на Танцовщицу. «Да!» — произнесла я одними губами. И потом: «Я кое-что придумала».

Она не удивилась; этого было достаточно. С помощью Танцовщицы я, кусая губы от боли, стащила с себя трико. Затем она стала расстегивать на мне рубаху.

— Видишь, она знает, что мне нужно. — Федеро ткнул меня копьем в спину.

Танцовщица повернула меня на бок, чтобы высвободить руки из рукавов.

Теперь все тело зудело так, словно я сидела в муравейнике. Я внушала себе, что так даже лучше. Значит, я еще способна чувствовать. Моя душа не умерла.

А может, лучше бы она умерла? Будь моим богом-покровителем Чернокров, он бы сейчас попировал всласть!

Я перевернулась на спину, не в силах пошевелить хоть пальцем. Что ж, такое со мной уже бывало. Но никогда раньше надо мной не склонялся вооруженный мужчина, скрививший лицо от ненависти.

— Убери от меня благословенное острие, — проворчала я.

— Ах, это?! — Он провел острием копья по моему лбу, оставив рубец.

Танцовщица наклонилась ко мне. Я видела, что ей жаль меня. Кроме того, она не понимала, что я задумала. Пока я не могла посвятить ее в свой замысел: слух у Федеро был прекрасный, несмотря на раскаты грома. Я не хотела даже думать о своих намерениях, боясь, что меня выдаст поза — так неопытный боец в схватке выдает следующий удар.

Я приподняла голову и поцеловала ее в губы.

Она вернула поцелуй.

«Отлично! — подумала я. — Устроим представление. Отвлечем его».

Я попыталась ее обнять, но руки у меня были как плети. Я ударяла ими о ее спину. Она прижала меня к себе.

Федеро испустил стон. Я украдкой покосилась на него. Передо мной был не тот Федеро, какого я знала. Какой бы бог ни вселился в него, он забирал его силы, его душу. Так раковая болезнь иногда поселяется у человека в голове и съедает его изнутри… Все лучшее ушло из Федеро. Осталась одна гниль.

Он царапнул мне бок копьем, и я решила, что сегодня он умрет — или я умру, пытаясь его убить.

Руки понемногу оживали. По ним бежали мурашки, зато они больше не были полумертвыми вместилищами боли.

Ноги! Скорее бы ожили ноги!

Я снова потянула шею вверх и ткнулась носом в шею Танцовщице.

— О-о-о, — простонала я, — поцелуй мои бедра! — Лилейные Клинки сразу распознали бы обман, но Федеро застонал почти так же, как я.

В тот миг он походил на похотливого мальчишку.

Распростершись на полу и не сводя взгляда с Федеро, я медленно провела по губам кончиком языка. Госпожа Шерлиз научила меня привлекать внимание мужчин такими вот мелкими трюками.

Танцовщица прижалась головой к моему животу и медленно двинулась вниз, покрывая меня поцелуями. Она спускалась все ниже. Когда добралась до икр, я выгнулась и взяла себя за грудь, показывая ее Федеро.

Он не смотрел на меня. Закрыв глаза, он откинул голову и ублажал себя рукой. Громовые раскаты слышались почти непрерывно.

«Пора!» — решила я. Пока к нему не вернулась способность думать.

Я встала на колени и поползла ко входу. Там валялись наши дорожные сумки — моя и Септио.

Танцовщица встала и подошла к Федеро, заслонив меня собой.

Я перевернула сумку Септио и высыпала на пол какие-то флакончики, запасные носки, хлебные крошки, коробок с серными спичками.

И еще три пакета огненного порошка.

Я понятия не имела, дымят они или взрываются. Хоть бы оказались взрывчатыми! Один пакет я подбросила в жаровню у входа и отползла прочь.

Федеро громко закричал; небо вспорола мощная вспышка молнии. Прогремел гром, но его заглушил мощный взрыв, извергнувший сноп красных и белых искр.

На открытом пространстве взрыв не производил такого ужасного впечатления.

Палатка наполнилась дымом; у меня запершило в горле. Федеро отшвырнул копье и вскочил. Танцовщица набросилась на него сзади. Подпрыгнув, я обеими кулаками ткнула Федеро в висок.

Он обмяк и повалился на пол.

Дым все густел; я кашляла, силясь хоть что-то разглядеть. Громовой раскат снаружи как будто захлебнулся вместе с угасающим сознанием Федеро. Насколько я могла видеть, пожар не начался.

Я удивлялась тому, что еще жива.

— Одевайся! — прошипела Танцовщица. Ее Федеро привел в палатку ко мне голой, если не считать цепей, но она завернулась в гобелен, сорванный со стены.

Моя одежда задубела от крови и грязи. Раны засаднило при одной мысли, что придется одеваться. И все же бежать лучше одетой. Кое-как натянув на себя черный костюм, я влезла в сапоги, оставленные у входа, и, хромая, вернулась к Федеро.

Несколько раз вздохнув, я подпрыгнула и всей тяжестью обрушилась ему на грудь.

Я ждала влажного, душераздирающего хруста. Ждала крови, кашля и хриплого дыхания смертельно раненного человека…

Ноги мои соскользнули, как будто я вскочила на мраморную статую.

От неожиданности я больно ударилась о пол. Танцовщица помогла мне встать.

— Из-за того что в нем заключена частица божественной сущности, обычным способом его не сокрушить…

— Федеро смертный, — тихо возразила я. — Сейчас в нем сидит Чойбалсан и никто другой.

— Помоги мне поднять его!

Помогая, я размышляла, почему удар голой рукой свалил его, а удар пятками не подействовал совсем. Возможно, он, как Бескожий, неуязвим для оружия? Значит, победить его можно голыми руками… и ногами.

Мы подтащили его к алтарю. Танцовщица принялась привязывать Чойбалсана к грубому камню. Хотя времени почти не осталось, я должна была выяснить, справедливы ли мои предположения. С трудом подняв копье, я попробовала проткнуть ему бедро, но у меня ничего не вышло. Тогда я подошла к нему вплотную и вонзила ноготь ему в кожу.

Он дернулся; я увидела царапину.

Танцовщица заканчивала привязывать его, когда Чойбалсан пришел в себя.

— Я думал убить вас быстро и безболезненно. Что ж, теперь ваша смерть будет мучительной! — злобно прошипел он. Снаружи снова загремел гром.

Я нагнулась ближе к его уху, вспоминая заученные слова.

— Жизнь разделенная, — прошептала я на селю, — длится вечно. Жизнь захваченная — вовсе не жизнь.

Ничего не произошло… Правителя я сокрушила, но, наверное, старая магия выветрилась. На кончике моего носа дрожала капля пота.

Чойбалсан только рассмеялся — неприятно и резко.

— Ты близка к разгадке, но тебе ни за что не понять тайны! — Он подвигал связанными в предплечьях руками; мне показалось, что его лишь забавляет временная беспомощность. — Дурочка Изумруд! Когда я, наконец, доберусь до твоего сердца, ты пожалеешь о том, что сегодня не позволила мне убить тебя нежно.