Константин Бояндин - Осень прежнего мира

Или же музыку пел кто-то ещё?

Обо всём остались только смутные впечатления, словно о кошмаре — который никому не придёт в голову вспоминать, да ещё во всех деталях. Всплывали лишь отдельные фрагменты. Ользан извлёк пластинку, в которую собрались кусочки стекла и долго глядел, пытаясь понять, что же там изображено. Но штрихи легли беспорядочной грудой и никакого образа собой не несли. Вздохнув, художник убрал пластинку прочь.

— …Вот только магия с каждым днём всё слабее, — пожаловался шантирец. — Я уж не знаю, что ты там устроил, Олли, но фейерверк был знатным!

— Да, — подхватил Унэн, блаженно откинувшись на том самом холмике и сложив ручки на животе. — А какую историю я по этому поводу напишу. Клянусь Учением, со времён моего великого предка никто не устраивал такого основательного переполоха. Не знай я твоей родословной, подумал бы, что мы родственники.

Ользан рассмеялся и неожиданно остановился, глядя на монаха. На миг ему показалось, что, облачённое в жёлто-оранжевую накидку, там сидит совсем другое существо. Лохматое, клыкастое, с горящими глазами, мохнатыми ушами и наголо выбритой макушкой. Одним словом, обезьяна. Из-под одежд выглядывал кончик хвоста.

Затем видение пропало и вновь был толстенький и благодушный монах. Ользан некоторое время подозрительно вглядывался в него, но ни клыков из пасти, ни меха так и не увидел.

— Чего это ты? — поинтересовался монах. — Голова закружилась?

— Да нет, — Ользан помялся. — Просто мне показалось, что у тебя в роду действительно были обезьяны.

— Твоя проницательность меня скоро начнёт пугать, — притворно испугался Унэн и сменил позу. — Кстати, не вижу в этом ничего зазорного. Один учёный с островов тоже утверждает, что все люди произошли от обезьян.

— А некоторые ими и остались, — засмеялся Бревин. — Ну ладно. Раз всё так прекрасно кончились, давайте решать, что делать дальше. Или отложим важные дела на завтра?

— Конечно, на завтра, — монах тут же улёгся под деревце. Яблочки уже почти совсем созрели. — Или на послезавтра.

— Делать, — потёр Ользан лоб и вдруг ощутил, как на него что-то наплывает. Что-то, что удержится в памяти лишь недолго, но что совершенно немыслимо потерять. — Риви, у тебя найдётся бумага и перо? Только быстро!

— Конечно! — отозвался шантирец недоумённо и тут же достал искомое.

— Превосходно. Тогда садись и записывай. Быстро, не задавая вопросов. Не то я что-нибудь забуду.

Ользан уселся рядом с Унэном, изумлённо уставившимся в его сторону и, вздохнув, начал говорить.

XXXIX

— Надо было силой заставить его улечься спать, — негодовала Коллаис. — Что хорошего в том, что он сидел до утра? После такого истощения ему нужен нормальный режим. Сами-то вы, небось, отдыхали!

— Отдыхали, как же, — огрызнулся её брат, растирая мучительно ноющее запястье. — Как пошёл, как пошёл… Он же ни на секунду не замолкал! Хорошо, что Унэн меня сменил. Точно бы рука отвалилась. Так что сама и заставила бы его улечься!..

— И что тут? — спросила Коллаис, глядя на исписанную стремительным почерком книгу. — Постой… это что, тексты заклинаний?

— Угу, — отозвался Унэн с набитым ртом. — Сотен шесть, не меньше. Причём из них половину я вообще не понимаю. То есть прочесть-то смогу, но что будет — не знаю.

— Кое-что я знаю, — указал её брат. — Он правда, толком ничего не объяснил. Сказал только — «читайте», да и заснул. Хорошо ещё, до шатра сам добрался. Так что не переживай, к вечеру проснётся.

— А я пока, — заявил он и взял жезл (треть длины спирали которого уже потускнела), — нанесу кой-кому визиты. Со дня на день в Шантр пожалуют имперские отряды — надо бы узнать, что там да как.

Девушка с интересом перелистнула несколько страниц. Действительно, заклинания. Причём перемешанные как попало. Всё подряд — и те, что употребляет Школа Слова, и Целители, и Друиды и прочие разновидности магических наук. Всё подряд, одной большой кучей. Разбираться ещё и разбираться. Она довольно долго листала записи, прежде чем нашла кое-что интересное и для себя.

Интересно, что он имел в виду под «читайте»? Надо будет спросить.

— Никогда не догадаетесь, кого я видел! — возвестил Бревин двумя часами позже, появляясь в лагере из ниоткуда.

— Неужели дядю?

— Если я всё правильно понял, дядю мы увидим нескоро. Да и на что он нам теперь? Мирацу!

— И что ей было нужно? — удивилась Коллаис.

— Не ей, а ему. Стою на скале, смотрю на перевал — тут позади появляется верзила, на две головы меня выше, усаживается рядом и сразу начинает разговор. Я так полагаю, они считают себя чем-то обязанными нам.

— Ну и?

— Ну и сказал, что они решили закрыть границы Лерея и Шантра. Не пропускать никакие войска. Сказали, что подержат их так неделю, если их не попросят подольше. Впрочем, могут и подольше. У них, я вижу, зуб на Лерей, и даже не один.

— Кто это может их попросить? — удивилась девушка. — Мы, что ли? Я думала, что им до нас вообще никакого дела нет. Не сожрали, и то ладно. Ты не спросил его?

— Какое там, — махнул рукой её брат. — Я перепугался так, что мне не до расспросов было. Всё, думаю, съедят. Видели бы вы его лицо… А потом договорил… и как-то стёк со скалы, — то ли в камень впитался, то ли ещё что.

— Надо будет рассказать Олли, — решила Коллаис. — Возможно, его это заинтересует.

На губах монаха появилась таинственная улыбка.

Солнце постепенно клонилось к закату.

— Ну ладно, — Бревин оглянулся, потирая руки. — Говоришь, читайте? Сейчас попробуем…

И отошёл к краю площадки — туда, где скалы резко ныряли вниз.

Ользан и остальные с интересом наблюдали за ним.

Бревин сосредоточился и между ладонями его рук проскочила крохотная молния. Он расставил руки пошире и поднял их вверх. В небо со зловещим шипением взметнулась полоса пламени. Взметнувшись высоко над головами зрителей, она взорвалась сотней огненных звёзд. Коллаис зажала уши ладонями и присела от неожиданности.

Над её братом взлетали ввысь огромные светящиеся пузыри света, лопались в небесах и на миг озаряли сиянием горы. Молнии слетали с кончиков его пальцев и вонзались в покрытые снегом вершины, отчего над горами вздымались облака пара. Полосы всех цветов поползли по земле вокруг шантирца. Он становился невидимым и одноцветным, тишина то опускалась на лагерь, то вновь пропадала. По взмаху его руки камни становились водой, солью, дымом или превращались в крохотные человекообразные фигурки и разбегались прочь, чтобы осыпаться горсткой камушков по дороге. Зрители засмеялись.