Екатерина Белецкая - История с продолжением

– Лене трубку дай, слышишь? Ленок? Ну что, нашла?

– Да… давайте я вам попозже позвоню, хорошо? Сейчас горчичники поставлю, и нитроглицерин ему дам.

– И чаю горячего с сахаром. Кстати, постарайся зазря к нему не лезть, он устал, перенервничал, дай ему отдохнуть. Спроси, спать он хочет?… Что говорит – ещё спрашиваете? С этаким сарказмом в голосе? Ой, был бы там сейчас Лин, Пятому влетело бы за этот сарказм по первое число…

– А почему? – удивилась Лена.

– Лин считает, что только он имеет право острить, все остальные должны слушать и созерцать, как он это делает. Пока, Ленок. Звони, если что…

Лена повесила трубку и повернулась к Пятому. Он лежал на боку, тяжело дыша, но поза его уже перестала быть столь напряженной и вынужденной, как раньше. Боль оставила его. Лена набросила на него одеяло, поправила подушку и пошла на кухню за лекарствами. Вернувшись, она подумала, что он мог заснуть и поэтому решила проверить – не уснул ли? Будить Пятого ей было жалко. Она присела на краешек кровати и тихонько позвала:

– Пятый! Ты как, спишь?

– Что?… – неуверенно прошептал он. – А, нет… нет, Лена, не сплю… извини, просто я немного не в форме. Жить, двигаться, дышать – это всё-таки нагрузка…

Лена улыбнулась.

– Горчичники ставить будем? – спросила она. – Если ты устал, то тогда можно и без этого обойтись…

– Раз Валентина приказала поставить, то давай. – Пятый со вздохом сел на кровати, придерживая одеяло, начавшее было сползать на пол. – Она потребует подробный отчет о том, что здесь было, и поинтересуется, как выполнялись её указания.

– Ты серьезно? – удивилась Лена. – Вот прямо так и спросит?

– А то. Пойдем на кухню, что ли…

– Лежи, я всё принесу.

Пятый снова лег. Он выглядел так, словно вынырнул на поверхность воды в тот момент, когда воздуха в легких уже не оставалось – страшно бледный, с немного шалыми глазами, в которых, помимо перенесенной недавно боли читалось облегчение, с растрепанными длинными волосами, разметавшимися по подушке и влажными на лбу от выступившей испарины. Фланелевая рубашка, в которую он был одет, была расстегнута, задралась, а воротник съехал на сторону.

– Прости, что я напугал тебя, Лена, – попросил он, – я не хотел, видит Бог. Но такие вещи происходят всегда помимо нашей воли…

– Не говори ерунды, – Лена поставила на столик рядом с кроватью блюдечко с теплой водой и положила в него горчичник, – снимай рубашку и поворачивайся на бок. Ой, погоди! Нитроглицерин под язык положи, пока мы с тобой про это совсем не забыли…

Пятый сносил всё процедуры молча, стал вялым, пассивным, Лене казалось, что он вот-вот заснет. Но Пятый и не думал спать, он, как только Лена сняла ему горчичники, отправился на кухню заваривать чай и помогать ей с посудой и ужином. После еды его немного сморило, он сидел за столом и курил найденную в кармане рубашки сигарету, наблюдая за Леной.

– О чем грустишь, Пятый? – Лена, домывавшая последнюю тарелку, стояла в пол-оборота к нему и вытирала тыльной стороной ладони лоб.

– Может, Лин прав? – в голосе Пятого звучало сомнение и неуверенность. – А как же тогда то, что я делал всю свою сознательную жизнь? Всё должно пойти к шуту лишь из-за моих принципов, которые в корне не верны?… Я никогда не сомневался раньше, но раньше у меня не было повода для сомнений. Он не раз говорил об этом, часто в ещё более резком тоне, но я не принимал его слов всерьез… так, походя, высказался… плохое настроение, болен… мало ли что?… А теперь я понимаю, что всё это было отнюдь не шуткой…

– О чем ты? – не поняла Лена. – Это про то, как он сегодня?…

– Да, – Пятый обернулся в поисках пепельницы и, не найдя ничего похожего, встал и стряхнул пепел в раковину. – Хотя, возможно, это произошло из-за того, что Лин двое суток провел в клетке.

– А что такое клетка? – не поняла Лена.

– Клетка – это проволочная загородка размером примерно семьдесят на семьдесят. Пока ты в ней находишься, ты не можешь ни сесть, ни лечь… и ты стоишь до тех пор, пока держат ноги… спать тоже не дают… избивают, если попробуешь встать поудобнее… это очень тяжело выдержать, Лена.

– Неужели нельзя пройти… ну, как-то разорвать проволоку?

– Маленькая деталь, забыл сказать. Через проволоку пропущен ток, двести двадцать вольт. Так что прикасаться к ней как-то не хочется – больно, да и ожоги – тоже не самое приятное дело, согласись.

– И сколько ты… самое большое время там пробыл?… – в голосе Лены звучал ужас и недоверие.

– Шесть суток… правда, потом я чуть не отдал Богу душу. Спасибо Валентине…

– А когда это было?

– Пару лет назад. Когда наши архаровцы увидели, что я при смерти, они кинулись вызванивать начальству. Шеф прислал Валентину. Та первым делом сказала, что я – покойник, но как выяснилось, погорячилась, рано обрадовалась. Мы Лином живучие, как я не знаю кто…

Лена поставила тарелку в сушку и села напротив Пятого за стол.

– Пятый, – неуверенно начала она, – расскажи, как же это всё произошло? Ну, то, что вы здесь оказались, что с вами так обращаются, что вы это так спокойно терпите?… Ведь есть же какие-то причины, правда? Не просто так же это всё?…

– Умная девочка, – в пространство сказал Пятый, – только, увы, хочет знать то, чего я и сам за столько лет до конца не понял… Лена, милая, да ведь это настоящий допрос! То, о чем ты сейчас спросила, из нас выбивают годы и годы подряд! Если бы я мог тебе ответить, зная, что ты не пострадаешь, что тебе не будет ничего угрожать после моего рассказа – я бы ответил. Но я не могу гарантировать тебе безопасность, не забывай о том, где ты работаешь, поэтому лучше оставим эту тему, хорошо?

Лена пристально посмотрела на Пятого. Он сидел, опустив отяжелевшую голову на правую руку, глядя в одну точку усталым взглядом. В глазах его стояла печаль – не досада, не раздражение, а именно глубокая печаль понимания всего и вся. Лена встала, подошла к нему и обняла за плечи, стремясь утешить и ободрить. От неожиданности он вздрогнул, на секунду напрягся, но затем, расслабившись, встал со стула и тоже обнял Лену, прислонившись лбом к её плечу. Они простояли так почти минуту, безмолвно утешая друг друга.

– Прости, – едва слышно прошептал он, – прости меня, хорошо? Я дурак…

– Брось, – шепнула в ответ Лена, – пойдем, поздно уже. Тебе нужно отдохнуть, слышишь?

– Конечно, – Пятый отвернулся и Лене на секунду показалось, что в глазах его стояли слезы. Но нет – когда он вновь повернулся к ней лицом, глаза были совершенно сухими. – Где мне ложиться?

– Иди в комнату, на кровать. А себе я раскладушку поставлю. Дойдешь?

– Наверное, – в голосе его послышалось сомнение, – нет… Что за ерунда?…