Кэтрин Куртц - Хроники Дерини

Морган посмотрел на Горони и нахмурился; в его голове созрел план.

— Боюсь, что ты погорячился, мой друг, — задумчиво сказал он, — Если бы ты потрудился расспросить кое-кого, прежде чем нападать на меня, ты бы узнал, что я еду в Дхассу, дабы предстать перед судом архиепископов. Я принял решение отказаться от своих сил и понести покаяние.

Черные глаза Варина недоверчиво сузились.

— С трудом в это верится. Судя по всему, что я слышал, великий Морган никогда не откажется от своего могущества и уж тем более не покается.

Морган пожал плечами и приободрился, чувствуя, что охранник несколько ослабил зажим.

— Я в твоей власти, Варин, — произнес он, сейчас он говорил правду, чтобы поверили лжи, которую он сказал перед этим и скажет еще, если будет необходимо. — Любой, сведущий в чарах Дерини, подтвердит это. Я совершенно беспомощен под действием мераши. Не только сверхъестественных сил — сейчас у меня нет даже обычных физических, движения и те затруднены. Подумай сам, могу ли я в таком состоянии лгать тебе?

Это было ложью, ибо Морган уже убедился, что спокойно может лгать, находясь под воздействием мераши. Только вот поверит ли ему Варин…

Варин нахмурился и примял ногой солому, потом покачал головой:

— Не понимаю, что ты хочешь выгадать, Морган. Ничто не спасет твоей жизни. Тебя ждет костер, и очень скоро. Зачем ты продолжаешь лицемерить даже на пороге смерти?

«Костер, — подумал Морган, и лицо его посерело. — Неужели меня сожгут как еретика, даже не дав ничего сказать в свою защиту?»

— Я повторяю, что ехал на суд архиепископа, — сказал Морган, повышая голос. — Почему ты хочешь помешать этому?

— Такой возможности у тебя больше нет, — равнодушно сказал Варин. — У тебя было время изменить свою жизнь, ты им не воспользовался. Твоя жизнь кончилась. Если хочешь спасти свою душу, а ее, уверяю тебя, ждут ужасные муки, попытайся сделать это сейчас, пока мое терпение не истощилось. Монсеньор Горони, если пожелаешь, выслушает твою исповедь.

Морган повернулся к Горони.

— Вы даете на это свое благословение, монсеньор? Вы будете участвовать в казни без суда?

— У меня нет никаких приказов, кроме одного — облегчить вашу душу, Морган. В остальном вы подвластны Варину.

— Я никому не подвластен, поп! — крикнул Морган, и его глаза гневно вспыхнули. — И я не верю, что архиепископ мог одобрить это беззаконие!

— Закон — не про вашу честь! — ответил Горони. Его лицо, потемневшее от злобы, было освещено светом факелов. — Так будете или нет исповедоваться?

Морган прикусил губу и заставил себя сдержать гнев. Спорить не о чем, это ясно. Варин и священник ослеплены ненавистью к тем, кого они не понимают. Что бы он ни сказал, что бы ни сделал, никакой пользы не будет — только, может быть, ускорит развязку, если действовать неосторожно. Он должен тянуть время!

Морган опустил глаза, изображая искреннее раскаяние. Может, еще удастся оттянуть казнь? К тридцати годам он совершил столько такого, в чем можно покаяться… А если грехи кончатся, он что-нибудь придумает.

— Прошу прощения, — сказал он, опустив голову. — Я бывал неблагоразумен, и, увы, слишком часто. Могу я исповедоваться наедине или должен говорить перед всеми вами?

Варин хмыкнул.

— Ты, конечно, пошутил. Сэр Горони, вы готовы выслушать исповедь этого человека?

Горони вынул из кармана плаща узкую пурпурную епитрахиль и, коснувшись ее губами, облачился в нее.

— Желаешь ли ты исповедоваться, сын мой? — пробормотал он сухим тоном, отводя взгляд и двигаясь к Моргану.

Морган вздохнул и кивнул; его охранник опустился на колени, увлекая Моргана за собой. Зажим на горле ослабел, и Морган снова вздохнул с облегчением и склонил голову. Он попытался сжать левую ладонь в кулак, чтобы выяснить, владеет ли своим телом, как прежде, и внезапно нащупал холодную сталь у запястья; это был стилет, не обнаруженный обыскавшими его людьми. Как это их угораздило! «Ну и дурни!» — с восторгом подумал он; теперь он готов был говорить что угодно, теперь он не беззащитен. Может быть, раз уж так все сложилось, он еще уведет с собой на тот свет несколько этих фанатиков. Все равно спастись-то ему никак не удастся.

— Прости меня, отец мой, ибо я виновен, — прошептал он, глядя на стоящего перед ним Горони. — Вот мои грехи.

Не успел Морган набрать грудью воздуха, чтобы начать перечисление своих грехов, как вдруг вверху что-то загрохотало и раздался треск. Все в изумлении закинули головы: в потолке зияла дыра, а тело, что с таким грохотом проломило ее, упало на солому в двух шагах от Моргана. Разглядев, что на человеке кожаный охотничий костюм, Морган приободрился.

Это был Дункан!

Вскочив на ноги, священник выхватил из ножен меч и мгновенно нанес удар по незащищенному колену одного из стражников, стерегших Моргана. Человек этот отскочил, волоча ногу. Одновременно Морган резко повернулся влево и, падая, увлек за собой на пол еще двух стражников. Последний из тех, что охраняли Моргана, поначалу слегка растерялся, а спохватившись, стал доставать меч из ножен, но не успел им воспользоваться — Дункан сразил его. А потом в комнате все смешалось: люди Варина наконец сообразили, что к чему, и бросились на Моргана и Дункана.

Дункан бился с удовольствием; меч и кинжал сверкали в его руках, словно оружие было их продолжением. Морган, сцепившийся на полу с двумя стражниками, свалил одного из них сильным ударом, когда тот попытался подняться. Корчась от боли, тот повалился на второго стражника, а тем временем Морган выхватил свой стилет и заколол его. Затем он с криком бросился на другого атакующего, нависшего над ним с обнаженным кинжалом.

Пытаясь выбить у него клинок, Морган видел, как Дункан, еле удерживаясь на ногах, сражается один с полудюжиной воинов, и понял, что у них мало надежды справиться с таким количеством врагов.

И вдруг весь этот хаос прорезал осипший голос отца Горони:

— Убейте их! Черт вас подери, убейте же вы их обоих!

Глава XIV

«В ЧЕМ НАИВЫСШАЯ МУДРОСТЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ?

ОБЛАДАЯ СИЛОЙ— НЕ ВРЕДИТЬ ДРУГИМ»[16]

Дункан атаковал и защищался, уворачивался и наносил внезапные удары, не подпуская к себе нападающих. Отражая удар длинным кинжалом в левой руке, он в то же время ударом ноги выбил меч у другого воина. Но место одного обезоруженного заняли еще четыре человека, и он едва успевал отражать удары. Он попытался пронзить мечом воина справа, но клинок застрял в кольчуге, и пока он освобождал его, над ним навис меч другого противника.