Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – маркграф

– А если взбодрить?

– У него нет сил. Сразу теряет сознание, а тогда какой толк от пыток?

– Его Величество любит наблюдать…

– Его Величество обожает слышать его крики! Но сейчас это просто бесчувственное тело… не кричит и даже не дергается…

– Тогда что?

– Его Величество торопит с казнью.

– Скажи ему, что мы еще попытаемся заставить его отречься от захваченных земель…

– Но он же сказал, войска подчиняются другому!

– Там все рыцари, – донесся саркастический голос. – Для них свято: сам погибай, а сюзерена выручай. Я уже послал в столицу сообщение.

– О пленнике?

– Да, дескать, ваш майордом в наших руках.

– А что говорит Его Величество?

По голосу слышно было, что говоривший с трудом сдерживает раздражение:

– Его Величество слишком ненавидит этого человека и потому способен на весьма неадекватные поступки! Но мы, верные слуги Его Величества, должны преследовать истинные цели Его Величества! Если удастся обменять этого человека на уход войск из Сен-Мари… разве это не будет правильнее?

Второй голос упрямо забубнил о том, что спорить с Его Величеством или действовать у него за спиной очень опасно, но подошел палач с раскаленным докрасна железом, я услышал шипение на моей груди и уловил запах горящего мяса. Волна слабости бросила в черноту небытия.

Глава 21

Череп набит раскаленными углями. Я поспешно приглушил боль, пока снова не потерял сознание. Распухшие и слипшиеся от крови веки долго не могли расцепиться, а вспухшее от побоев лицо превратило глаза в щелочки.

Яркий свет факелов ударил, словно палкой. Я зажмурился, боль вернулась, я кое-как заглушил ее снова. Мое бесчувственное тело снимали со стены, расковывали и снова заковывали уже в другие цепи, переворачивая, как бревно.

Над головой прогремел, отдаваясь болью при каждом звуке, голос:

– Отмучился… Такому смерть – облегчение…

– Да уж, – сказал другой, – досталось ему…

Мелькнула вялая мысль, что поднимут и понесут, хотя бы ногами вперед, но не тут-то было: вытащили, как мешок с гнилым мясом, с размаха зашвырнули, гремя цепями, на телегу.

Я больно ударился и сообразил, что если чувствую, то еще не расчленили, пока еще не расчленили. Но везут, как понятно по лицам охранников с обеих сторон телеги, именно на расчленение.

На какое-то время потерял сознание, а когда очнулся от свежего воздуха и ветерка в лицо, издали доносится мерный шум. Лошадь идет шагом, над бортами вижу блещущие металлом шлемы и длинные пики.

Я уцепился за край и приподнял голову. Справа и слева очень близко проплывают дома, а спереди доносится ровный гул множества голосов. Стены уходят в стороны, как половинки занавеса, открывается широкая сцена площади. Цепь закованных в железо воинов удерживает толпу празднично одетого народа, а в середине площади из деревянного помоста торчит мощный ошкуренный столб с двумя металлическими цепями.

У подножья помоста красиво и очень старательно уложены вязанки дров и хвороста. В десятке шагов еще один помост, широкий и украшенный красным бархатом. Такая же красная дорожка устилает ступеньки и тянется через площадь к дальнему дворцу. На самом помосте одно кресло с высокой спинкой и несколько широких лавок.

Пока мы выдвигались на площадь, с той стороны примчались легкие повозки. Слуги подставили ступеньки с золотыми бляшками, Кейдан вышел дородно и величаво, за ним выпорхнула красивая и достаточно молодая женщина. Из других повозок сыпанули, как горох, придворные.

Мой возница сказал соседу с удивлением:

– Что-то Его Величество так рано… Обычно появляется, чтобы дать команду поджигать!

Второй ответил тихонько:

– Говорят, этот преступник его личный враг. Потому ничего не хочет пропустить.

– А-а-а, – сказал первый, – тогда понятно. Пусть наслаждается…

Лошадь неспешно дотащила телегу до помоста. Двое дюжих кузнецов быстро разбили скобы, что крепили цепи к телеге, меня подняли, всего обвешанного железом, поволокли по ступенькам наверх.

Лицом я оказался к помосту, где расположились Кейдан с его двором. Он подался вперед, жадно наблюдая, как меня поднимают и приковывают к столбу. Мне показалось, что у него потекли слюни.

За цепью стражников народ орет, размахивает руками, подбрасывает шапки. Все одеты по-праздничному, не на работу пришли – на развлечение. Вон уже снуют по толпе лоточники с пирожками, разносят кувшины с вином, продают кружками.

На королевский помост поднялся дородный мужчина во множестве одежд одна поверх другой. Когда он повернулся в мою сторону, я узнал Арнульфа, старшего над палачами, что провел всю пытку от начала до конца, не уступив этой радости никому больше.

Он церемонно поклонился Кейдану, тот милостиво наклонил голову. Арнульф послушно вскинул руки и, выждав, когда шум стихнет, вытащил из-за пояса и развернул длинный лист бумаги.

– К смертной казни, – прокричал он, заглядывая в лист одним глазом, – через сожжение приговаривается… самый мерзкий преступник за всю историю королевства… сэр Ричард Валленштейн, незаконнорожденный сын герцога Готфрида Валленштейна Брабантского!..

Народ закричал, слева от меня несколько дюжих голосов, явно соревнуясь, выкрикивали:

– Смерть!

– На медленном огне!

– Брабантцы – предатели!

– Смерть Брабанту!

– Герцога Валленштейна тоже на костер!

– Уничтожить Брабант!

– Этого четвертовать, а сжечь потом!

– Нет, лучше просто сжечь! Медленно…

На помост вышел громадный мужик, обнаженный до пояса, но в надвинутом на голову капюшоне и в плотно облегающей лицо плотной маске с прорезями для глаз.

Снизу ему подали зажженный факел, он прошелся вдоль помоста, показывая себя, мускулистые руки и громадный торс, поиграл плечами, солнце блестит на них, как на обкатанных морскими волнами камнях.

На помосте, где король и самые знатные из его двора, радостное оживление. Все тянутся к Кейдану и то ли поздравляют, то ли советуют жечь помедленнее, помедленнее…

Палач остановился и, повернувшись, лицом к королю, ждал сигнала. Король поднялся, все взоры прикованы к нему. Наслаждаясь моментом, он начал поднимать руку, растягивая удовольствие и глядя на меня сладострастно, потом обратил внимание, что головы в толпе начинают поворачиваться в другую сторону.

Донесся стук копыт, через площадь по узкому проходу в сторону королевского помоста вихрем пронесся всадник… нет, всадница. Широкополая шляпа слетела с ее головы и повисла на ленточке за спиной, ветер растрепал белокурые пышные волосы.

Все как зачарованные смотрели, как она красиво промчалась между двумя рядами воинов с копьями, у королевского помоста ей пытались загородить дорогу, однако женщина вскинула над головой бумагу.