Софья Ролдугина - Зажечь звезду

Что?!

Прыжок в сторону — еле успела увернуться от удара. Следом хлестко бьют в виски ошметки вражеского колдовства — все, что просочилось сквозь щит. Еще один невероятный прыжок в сторону — и озарение. Решение приходит мгновенно. С ладони слетает маленькая искра и врезается в потолок. Стекло горячим дождем осыпается вниз, застревая в щитах. Кричит человек с ножом, магически иммунный — у него нет мистических сил, чтобы заслониться от смертоносного потока…

— Я думаю, — медленно говорит она в наступившей тишине, — я думаю, это не честно — выставлять против ведьмы кайса… Подло. Я же не могу заколдовать его, — вздыхает. «Но могу наложить чары на мир вокруг» — остается недосказанным. Осторожно отводит в сторону от иммунного щит, прогибающийся под тяжестью раскаленного стекла. — Если бы я не успела раскинуть над ним заклинание, он бы умер, — продолжает чуть виновато. Кайса, беспомощно обхвативший плечи трясущимися руками, смотрит на нее, как на святую. Она и кажется сейчас каким-то высшим, чистым существом — серебряная, тонкая, полыхающая бездымным белым пламенем, в легком платье цвета бирюзы.

Девушка улыбается, легко, солнечно и немного смущенно.

— Простите, — в невинных глазах проскальзывает тень насмешки. — Я тут немного насорила.

Хлопает в ладоши. Заклинание разлетается юркими сполохами, заполняя весь зал. Когда игра огня утихает, слышатся испуганные вскрики.

Зал стал стеклянным. Весь. Спекшийся песок, обломки потолка, барьеры… Мутноватая, гладкая поверхность. Люди ошеломленно пытаются встать на ноги, поскальзываясь и тихонько ругаясь.

Взмах серебряных ресниц. Спрашивает, застенчиво и чуть манерно:

— Ну… я сдала на права? То есть на Право?

Один из магов, тот самый, которому было забавно, поднимается на ноги, отряхивая балахон. Оглядывается вокруг. Щелкает пальцем по прозрачному ограждению. Сплавить песок в стекло — не трудно. А вот не задеть при этом живых…

— Полагаю, да… эстаминиэль.

— Эстаминиэль, — подтверждает она. И сейчас почему-то страшно столкнуться взглядом с этой хрупкой девочкой. — Вы не забывайте об этом, ладно?

Возврат

— А, может, такое? — задумчиво протянула Феникс, разглядывая темно-синее платье с пышной юбкой. Я взвыла.

— Ни за что! Больше мерить ничего не буду, — категорично заявила я. — И, к слову, у меня уже есть два платья. Оба эльфийские, — чуть тише добавила, скашивая глаза на консультанта. К счастью, он был увлечен сортировкой отвергнутого моей неугомонной подругой товара. — И одно из них — точь-в-точь как это!

— Ну… — коварно улыбнулась подруга. — Вообще-то я с самого начала рассчитывала, что ты его и наденешь.

У меня от возмущения даже слова закончились.

— Ты! Ты!.. Тогда какого… какой бездны ты потащила меня в этот магазин?

Феникс посмотрела на меня абсолютно честными глазами. В них мелькнуло что-то такое, отчего я сразу почувствовала себя маленькой, неразумной девочкой.

— Такой, что тебе надо чаще выходить на люди. Нельзя все время дома прятаться, Найта.

Я смущенно уставилась в пол, чувствуя, как полыхают щеки, и машинально прикрыла половину лица ладонью. Да уж. Последние несколько месяцев меня вполне можно было бы назвать затворницей. Лаборатория, комната, книги, фильмы и редкие прогулки по вечерам, когда уже слишком темно для того, чтобы разглядеть следы, которые оставило на мне пребывание за океаном… Весьма очевидные следы. И я не о душевных травмах говорю, хотя нелепая, неправильная смерть Ханны и болезненно человечьи глаза на лисьей мордочке еще долго являлись мне в кошмарах. Были еще и вполне физические шрамы. На правой стороне лица — белесые пятна ожогов, начинавшие ярко выделяться, стоило мне стыдливо покраснеть или лишний час посидеть на солнышке. Только фарфоровая бледность кожи позволяла замаскировать их на время. Мамины зелья и попытки вылечить уродливые отметины не приносили плодов, а к Дариэлю съездить я не решалась. Слишком уж противоречивые чувства бродили в душе после возвращения из-за океана. Кольцо до сих пор болталось у меня на цепочке, составляя обязательный комплект с ободком живого серебра на пальце и браслетом Мэйсона. Потихоньку приходило понимание, почему ведьмы с возрастом становятся буквально с ног до головы увешаны всевозможными побрякушками.

В последнее время, чтобы хоть как-то придать себе уверенности, я снова отпустила длинные волосы и отрезала длинную косую челку. Она слегка вилась в дождливую погоду и почти всегда выглядела растрепанной, но исправно прикрывала неопрятные пятна ожогов. Поначалу-то я и не заметила, что с моим лицом что-то произошло — понадеялась на воздействие крови Тантаэ. Но, увы, и сам Пепельный князь не мог похвастаться толковой регенерацией, а поэтому мои раны, хотя и зажили, но все равно оставили следы, а болезненные ушибы и пара трещин в костях еще долго напоминали о себе ноющим зудом по утрам.

Самым же неприятным было то, что остатки пиргита все еще бродили в моих венах. И магия… магия постоянно давала осечки. Это заставляло меня чувствовать себя ущербной, а порой даже беззащитной.

От помощи Дариэля я отказалась сразу. Во-первых, пришлось бы с ним говорить, а после всего, что произошло в Роще Белых Акаций, я была к этому не готова. Чего скрывать, мое отношение к слову «ответственность» изменилось радикально. Делать вид, что я не замечаю чувств целителя, как летом, больше не представлялось возможным. Ответить что-то определенное — тоже пока трудно. Слишком много значит для меня этот эльф, пусть и не в романтическом плане… Во-вторых, как это ни глупо звучит, мне хотелось справиться с последствиями беспечного поведения на том злосчастном пикнике самостоятельно. Тем более, что один из разговоров с Мэйсоном натолкнул меня на очень интересную мысль. И теперь живое серебро, понукаемое упрямой ведьминской волей, потихоньку справлялось с непростой задачей, выводя вредные частицы из крови. Но до полного выздоровления было еще ой как далеко…

Проблемы с контролем над магией тянули за собой другие.

Буксовало проведение ритуала «притяжение». Внимательнее перечитав злополучную книгу, я выяснила, что для активизации всех ингредиентов требуется… кровь истинного ведарси. То есть единорога, кирина, феникса, дракона или, на худой конец, лисы-кицунэ. Поначалу я понадеялась на семейные запасы или Дариэлеву лабораторию, но слово «свежая» подписанное мелким подчерком в сноске, разбило мои надежды. К несчастью, урожденных, не смешанных с другими расами лостов у меня в знакомых не водилось, как и у Тантаэ, и у Элен… Ками, к слову, оказался всего лишь квартероном-кицунэ. Как его клан, подчистую вырезанный впоследствии волками, занесло в Заокеанию — ума не приложу.