Леонида Подвойская - Предтечи зверя. Максим

Глава 46

И ещё в одном кабинете, с длинным столом, за которым сидели серые личности в серых костюмах, шел разговор о нашем герое. Председательствовал сидящий в торце хмурый моложавый человек с выступающими вперед челюстями, широким ртом и мелкими глазками. Чем-то он напоминал серьезную донную рыбку - морского черта. Президент, считающий себя физиономистом, приметил этого сравнительно молодого сотрудника среди многих других и быстро выдвинул на руководящую должность в соответствующем физиономии заведении.

– Такая расправа с боевиками трёх банд, конечно, благо. Но… Несанкционированная расправа! И вообще, сплошные аномалии. Какие- то крысы, какой-то пацан. И эта какая - то средневековая казнь. Что это всё значит? - Во время тягостного молчания руководитель просверлил взглядом своих маленьких глазок практически всех двенадцать участников совещания.

– Да… Я уже докладывал Главе государства, - он кивнул в сторону огромного портрета, - об отсутствии у многих из нас сообразительности и умения анализировать информацию. Неожиданный всплеск какого - то "травматизма" карманников. Мелькает какой-то "пацан". Очень странные "разборки" у Ржавого, - опять "пацан". Нам удалось предотвратить слив в СМИ сверхважной информации, - и там "пацан". Кто - нибудь додумался отследить эти ниточки? Или совсем мозги не работают? Всё! Неделя сроку. Делу "Пацан" - приоритет. По карманникам - ты, по Ржавому - ты, по всевозможным киндерсюрпризовским аномалиям - ты. Всё сдать Сергею Сергеевичу. От Вас жду доклада в понедельник. Все свободны. Тимофеев, останьтесь.

– Мне этот "вундеркиндер" очень и очень не нравится. Если это один и тот же, - начал он уже наедине с верным, "из одной грязи в князи", соратником и заместителем Тимофеевым. Этот отличался высохшим, как у мумии лицом и ввалившимися куда- то к затылку глазами.

– Один и тот же. Такая информация могла быть только у Ржавого.

– Ты уверен, что этот "пацан" нейтрализован? Ну, быстро!

– Нет! Всё сделано абсолютно надёжно. Но от этого уникума всего можно ожидать.

– А не нагадила ли нам эта наша журналистка?

– Нет. Она всё сделала по уговору. Я сам прослушал всё, о чём они говорили у Самеда. Правда, микрофоны почему- то погорели. Но по дистанционной аппаратуре практически всё расслышали. Нет, конечно, поломала из себя. Решила даже пойти вместе с ним. Но он отговорил.

– Ах, отговорил! И она, конечно же, глотая слёзы, согласилась? Интеллигенция! Продаст, но повыстёбывается. И где она теперь?

– На югах.

– Зализывает душевные раны. Верю. Ладно. Давай так. До первой аномалии. Объявится. Ну не утерпит, обязательно объявится. Но не трогать! Отслеживать! Эти наши… чудаки на букву "М" теперь откопают, кто он такой, а мы подумаем, как его использовать. Но не трогать до поры, пока не попытается вновь скинуть информацию. В таком случае - не медлить! За это спрошу с тебя!

– Всё понял.

– Понятливый. Иди.

Теперь к Максу подбиралось учреждение, уже почти столетие наводившее ужас на целый народ.

По новому адресу его встретили неприветливо. Худощавый парень лет двадцати, приоткрыв дверь, поинтересовался, чего именно незваному посетителю надо от Людмилы.

– Я мог бы помочь в её… в вашем… несчастье.

– Ты? Помочь? - искренне удивился парень, подняв лохматые брови. Из под них пронзительно блеснули сталью серые переполненные несчастьем глаза.

– Да и… ну… конкретно помочь.

– Заходи, коли не шутишь, - закончил осмотр хозяин и провел Максима на кухню.

– Для журналиста или шарлатана ты вроде, возрастом не вышел, на дурака или психа не похож. Извини, что не приглашаю в комнату, Люда, пока действует лекарство, спит, будить не буду. Ну, чай, кофе, и рассказывай, чем можешь помочь.

– Спасибо, пока ничего не надо. Я мог бы…ну… вылечить.

– Таак. Вылечить? Всё-таки, псих, - вздохнул парень. - Ты знаешь, что у неё? Ты внимательно газету- то прочёл? Или там постеснялись всё написать?

Нелёгкое объяснение намерений было прервано мучительным стоном, раздавшимся из комнаты.

– Разбудили таки, - скрипнул зубами хозяин квартиры. - Ладно, дуй отсюда, - он рванулся в комнату.

Когда Максим, набравшись наглости, вошел туда же, негостеприимный парень сидел возле кровати, держа в руке бледную, тонкую до прозрачности ладонь девушки и гладя пальцы, уговаривал.

– Ну, поспи, поспи милая. Больно? А подумай о приятном, боль уймется и поспи ещё…

– Кто там, Саша? - глухо сквозь повязку, закрывающую всё лицо, поинтересовалась девушка, прислушиваясь к шагам Максима.

Не теряя время на препирательства, подросток простер над ней руки.

– Говорите, что чувствуете! - скомандовал он, уже касаясь своим полем измученной болью девушки.

– Ты что себе… - подхватился Саша, намериваясь обойтись с нахалом самым крутым образом.

– Хорошо… - прошептала вдруг девушка. - Боль уходит… Хорошо…

Этого было достаточно, чтобы хозяин вновь сел возле любимой девушки. Он всё ёщё с явным недоверием всматривался в манипуляции странного юноши, но теперь не мешал. Этого и добивался Максим на первых порах, забирая у девушки и растворяя, проводя через себя ужасающую, нестерпимую боль. Выдержать он смог лишь около четверти часа. Но и этого оказалось достаточно, чтобы девушка впервые за долгие месяцы спокойно заснула.

– Вот теперь можно и кофе, - вытирая холодный пот, уже на кухне обратился к Александру целитель.

– Ты снял боль? - пристально вглядываясь в подростка, уточнил хозяин. - Ты можешь вот так обезболивать? И надолго?

– Я думаю, что навсегда.

– Что, что навсегда? - притянул к себе Максима парень.

– Я же говорил, вылечим. Только без рук и прочих эффектов, ладно?

– Если ты это сможешь…я…я не знаю…Хотя…не верю.

– Вот что, - начал диктовать условия подросток. Мне надо будет…- и он рассказал об особенностях своего поведения в таких случаях.

Когда условия были приняты, Максим, не прерывая теперь сон девушки, принялся за исцеление. Организм девушки уже начали подтачивать ужасная боль и непрекращающееся отравление отмирающими клетками. Очень сильно были повреждены глаза. Кожа лица представляла собой один ужасающий ожоговый рубец. Практически не было губ. И боль, боль, боль. Максим не знал, просто чувствовал, что и когда следует делать, куда в первую очередь направлять свои целительные лучи, а когда, стиснув зубы, впитывать в себя боль и затем выводить чёрными струями боль. Максимальная самоотдача требовала тишины, и юноша попросил молодую пару не разговаривать во время его сеансов. Только когда Александр отволакивал в очередной раз обессилевшего подростка к свету - солнечному или лунному, они шёпотом беседовали. По тому, сколь бережно и предупредительно стал относиться к нему хозяин, Максим понял - уверовал. Да и кто бы не уверовал, если девушка всё реже стала ощущать боль, начала есть, вставать, и даже изредка смеяться.