Джулия Джонс - Чародей и дурак

— Если я не выплыву, Джек, ты займешь мое место. Спаси Мелли ради меня и не давай ее больше в обиду.

Джек кивнул и отвел глаза, встретившись взглядом с Таулом. Ему было стыдно. Голубые глаза рыцаря выражали безграничную муку.

— Прости, Таул. Не надо было мне упоминать о Мелли.

Таул, словно не слыша его, поправил удила и пригладил лошади гриву. Потом ласково потрепал ее по шее и сказал:

— Мелли для меня все, Джек. Но с тех пор, как мы выехали из Марльса, мне кажется, что мало просто спасти ее. Я должен быть достоин стоять с ней рядом. Я не могу явиться к ней с грузом моих неудач и ожидать, что она будет любить меня, несмотря на них. Она заслуживает лучшей участи. — Таул беспомощно махнул рукой. — Если я теперь откажусь прыгнуть в воду, то наврежу не только себе, но и Мелли.

Джек понял, что Таул прав. Он должен пройти через это испытание — не только для того, чтобы завоевать доверие рыцарей, но и чтобы доказать самому себе, на что он способен.

— Что будет, если ты добьешься успеха?

— Сам не знаю, — пожал плечами Таул. — Никакого плана у меня нет. Я знаю только, что хочу помочь рыцарству вернуть утраченное. — Он помолчал и добавил: — Да и себе тоже. — Словно смущенный этим признанием, он быстро продолжил: — С упадком ордена рыцари лишились всякого идеала, превратившись в обыкновенных купцов и наемников. Когда-то слово «рыцарь» значило многое: чужие люди доверялись тебе, а старушки приглашали к себе в дом. Все без опаски обращались к нам за помощью. Теперь то же слово на севере означает «наемник», а на юге — «беглец». — Таул помолчал опять, глядя на озеро. — Я хочу вернуть прежние идеалы. И тем, кто дезертировал, и тем кто только подумывает об этом. Тем, кто нас сейчас окружает, и себе самому.

Джек никогда еще не слышал от Таула столь длинной и страстной речи и только теперь начал понимать глубину его чувств. Ничто не удержит его от прыжка — разве что связать его и одурманить. Мало ли безумств совершил сам Джек: он помог бежать золотоволосому незнакомцу, явился в ларнский храм с пригоршней камней вместо оружия, велел спустить шлюпку в разгар бури — однако благодаря всем этим безумствам они и дожили до нынешнего дня.

Они все время опирались на веру — в пророчество Марода, друг в друга и в то, что все возможно. Джек оттащил свою лошадь от клочка травы и продолжил восхождение. Можно ли упрекать Таула за то, что он задумал совершить еще один безумный прыжок?

Все выстроились на берегу полукругом — молча, с серьезными лицами, с обнаженными мечами и кольцами на обнаженных руках.

Таул посмотрел в глаза каждому и к каждому протянул незримую нить. Они смотрели на него с угрюмым уважением: водопады — наивысшее испытание для рыцаря. Этим испытывается не мастерство, но мужество и сердце. Если ты веришь во что-то настолько, чтобы прыгнуть в водопад, — будь ты хороший человек или дурной, в силе твоих убеждений никто не усомнится.

Этого и хотел Таул — доказать рыцарям, что он верит в себя.

Он шагнул назад, к потоку. Джек поднял руку — то ли прощаясь, то ли желая предостеречь. Увидев Джека издали, Таул еще раз подивился перемене в нем — тот выглядел теперь намного старше.

Хват стоял потупившись, сгорбив плечи и крепко стиснув кулаки. Темные волосы падали ему на глаза. Таулу хотелось сказать ему что-нибудь, как-то успокоить, но лживые обещания у водопадов неуместны. Джек обнял мальчика за плечи — придется Хвату обойтись этим.

Таул обернулся лицом к горной реке Виралай. Она бежала через долины, скалы и ущелья, раздуваясь во время весеннего таяния снегов и убывая зимой. Сейчас она обмелела до двух третей своего обычного уровня. Мелкая и холодная, она текла медленно до самого поворота перед водопадом. Там она, вильнув, уходила в ущелье между отвесными утесами, и те, кто стоял на берегу, не могли видеть водопад.

Они не увидят, как Таул перевалит через его порог. Они подождут, пока он не скроется из виду, а потом спустятся по тропе к озеру. Исчезнув за поворотом, Таул окажется совсем один. У них ушел почти час на то, чтобы подняться сюда, и не менее получаса потребуется, чтобы спуститься вниз, — к тому времени он либо выплывет на берег, либо утонет.

Таул снял кожаный камзол и тяжелые сапоги, отстегнул меч и сложил его на землю. Нож он хотел оставить тоже, но передумал и вернул его в ножны.

Не оглядываясь больше назад, он произнес: «Эс нил хесрл» — и прыгнул в реку.

От холода у него захватило дух. Температура воды была близка к точке замерзания. Времени у него в обрез — скоро он окоченеет. Рубашка и штаны, бывшие на нем, промокли мигом, и вода обожгла кожу.

Течение подхватило его и унесло прочь от берега, затягивая в глубину. Вода плеснула в лицо, накрыла с головой. Таул оглянулся на берег. Рыцари сквозь зеленую пелену казались сборищем ведьм. Одолеваемый смертельным холодом, Таул закрыл глаза. Мшисто-зеленый свет сочился сквозь веки. Таул выставил голову из воды и вдохнул воздух. Течение тут же опять утянуло его под воду.

С возрастающей быстротой его тащило вперед и вниз. Поначалу Таул еще работал руками и ногами, стараясь не поддаться и удержаться на поверхности. Леденящий холод побуждал его свернуться в комок, но он упорно греб, одолевая пробиравшую его дрожь.

На излучине дрожь превратилась в тряску. Усилившееся течение сковывало его ледяным поясом и еще пуще тянуло в глубину. Таул напряг плечевые мускулы и замолотил руками по воде. Голова высунулась на поверхность — воздух согрел ему лоб и обжег легкие. Таул сделал два глубоких вдоха, и его снова увлекло вниз. Он отважился еще раз открыть глаза. Все было зеленым и вверху, и внизу — над ним рябила река, под ним клубились водоросли.

Внезапно его развернуло, и он ударился подбородком обо что-то твердое. Он порадовался этой боли — все, что угодно, лишь бы перебороть холод, сковывающий ум. Опаснее всего было бы лишиться сознания. Он не должен уступать.

Обрыв приближался. Мелкие водовороты в реке раскручивались, повинуясь непреодолимой тяге водопада. Таулу казалось, что его засасывает в большую воронку, расположенную впереди. В легкой панике он открыл глаза, стараясь определить, где находится. Рябь на поверхности преобразилась в прямые линии. Он плыл теперь очень быстро. Река впереди обрывалась прямо в серовато-зеленое небо.

Он нуждался в глотке воздуха, но руки плохо повиновались ему, и он не чувствовал пальцев. Вытянув шею насколько возможно, он заработал локтями, всплыл сквозь густую пелену наверх и дохнул. Так дышат ныряльщики перед погружением, наполняя легкие до отказа и выжимая из них воду. Вода, вылившаяся изо рта, отдавала медью и гвоздикой.