Е. Кочешкова - Шут

Часом позже, вспоминая эту отвратительную сцену, Шут понял, что имела в виду Нар, когда говорила, как трудно воспользоваться Силой, будучи захваченным врасплох. В тот момент, когда грязная рука накрыла его лицо, ужас сковал разум Шута, лишив способности не только рассуждать, но и трезво воспринимать происходящее. Остался только животный страх. И трудно сказать, чего он боялся больше — разоблачения тайны или просто жестокой физической расправы.

Его спас случай. Как всегда. Удивительное необъяснимое везение сработало и на этот раз.

Когда Фрем уже протянул руку, чтобы заворотить подол своей добычи, с другой стороны сараев послышался веселый посвист — кто-то шел на кухню. Замерев, кривоглазый уставился в темноту, и дружки-портовые последовали его примеру. Ладонь, зажимавшая рот Шута на миг ослабила хватку, и тот, наконец опомнившись, со всей силы отчаянно вцепился в нее зубами.

Парень взвыл так громко, что человек, шагавший за сараями, остановился и тревожно спросил:

— Кто это там, а?

Фрем испуганно заметался. Он был глуп и не понимал, что лучше тихо скрутить служанку и утащить задами куда-нибудь в сторону. Вместо этого кухонный дернул товарища за рукав и запричитал:

— Я тебе говорил, не надо! Теперь чего будет…

Было и впрямь 'чего'. На шум, поднятый внезапным спасителем Шута, прибежали другие работники с кухни. Дружков Фрема они не поймали, те оказались сообразительней своего товарища и убежали, бросив его вместе с перепуганной 'барышней'. Зато самому Фрему влетело так, что тот проклял все. Объяснять, что тут случилось, Шуту не пришлось — и так все было ясно.

На другой день кривоглазого при Чертоге уже не было. А Мила получила полдня выходных. Чтобы прийти в себя. Конечно же, Шут потратил их на поход в город и горячую ванну. Ему казалось, он никогда не отмоет противный запах чужих рук…

5

После того случая, Шут окончательно зарекся доверять людям. У него больше не было маски блаженного дурака, которая защищала от обид. Не было и умения постоять за себя. Служанка Мила оказалась беспомощна и даже более жалка, чем господин Патрик. После визита за сараи она еще крепче замкнулась в себе и с головой ушла в работу. Никто не знал, почему эта странная молчунья так держалась за свое место, но ее ценили за умение честно и много трудиться. Мила первой приходила со своим ведром и тряпкой в покои короля, шоркала грязные углы весь день и покидала вверенные ей комнаты последней. Ее всегда можно было попросить сделать еще чуть больше. Мила только кивала, не поднимая глаз, и принималась за новое дело. На любой вопрос, чем же объясняется такое рвение, она неизменно отвечала, что любит короля безумно и готова за Его Величеством хоть горшки выносить, хоть крошки с пола доедать.

Так и тянулись эти холодные, беспросветные дни.

Почти позабывший себя настоящего за личиной служанки, которой снятся сны о короле, Шут даже не заметил, как наконец пришла весна. Понял это только, когда руки перестали мерзнуть, а в убогой коморке, где Мила обитала со своими соседками, с окон сняли тяжелую деревянную заслонку. Свежий ветер, напоенный ароматами цветущих деревьев, наполнил комнату, заставив ее обитательниц вспомнить, что за стенами существует другой мир.

А вот король оставался королем… по крайней мере внешне. И пока Шут возился с тряпками и метлами, Руальд правил страной… Только делал он это теперь все больше при помощи Торьи… И вообще вел себя так, будто был безразличен ко всему. В том числе и к тому, найдут ли убийцу Тодрика. Его Величество вообще мало чем интересовался, кроме своей маленькой черноглазой жены и ее едва заметно округлившегося живота. Шут знал это, ощущал, как ощущают старую хворь. Боль, непохожая на физическую, стала его постоянной спутницей. Боль за короля, теряющего волю к жизни, теряющего связь с миром…

Но как привыкают к долгому недугу, так и Шут свыкся с этим тягостным чувством. Он ни на миг не забывал, что лекарство от этой болезни есть. Что оно — в его руках. И что сам он — вечный должник короля…

Только один раз Шуту довелось увидеть Руальда прежним.

Это случилось в один из долгих вечеров, когда зима уже медленно отползала, но и весна по-настоящему не наступила. К королю в очередной раз пожаловал господин министр безопасности.

Так вышло, что в кабинете короля задремала утомленная дневной прогулкой Нар, и, не желая тревожить свое сокровище, Руальд принимал министра в гостиной. Он сидел за столом, и мрачно перебирая какие-то документы, слушал очередной доклад Торьи. Собственно это был даже не доклад, а готовый указ, который королю нужно было только подписать. Шут же затаился в коридоре для слуг, том самом, который когда-то давно позволил ему увидеть непредназначенное для чужих глаз. Так же, как и тогда, он стоял за тяжелой портьерой, скрывающей дверь для горничных, и был незримым участником беседы.

— Ваше Величество… — терпеливо, будто ребенку, втолковывал Торья, — я полагаю, это постановление позволит значительно повысить годовой доход… Казна пуста после вашего… гм… путешествия на Острова… — Торья хотел добавить еще что-то, но осекся. Шут увидел, как напряглись кулаки Руальда, как сверкнули гневом его глаза.

— Довольно! — монарший кулак врезался в столешницу так, что бумаги разлетелись во все стороны. — Довольно делать из меня дурака! Вы что же и в самом деле полагаете, что я вам кусок мебели, который можно двигать как захочется?! — Торья оторопело смотрел на короля, не смея вымолвить и слова. Шут бы потрясен — ему казалось, что с министром просто невозможно так разговаривать. — Я устал от ваших интриг! Мой брат мертв, а я чувствую себя так, точно меня по-прежнему пытаются столкнуть с трона! Вы думаете, я ничего не вижу? Не вижу, как вы пытаетесь сделать мою корону бутафорской? Хватит! Я не фигура для игры! — еще один взмах руки, и стоявшая рядом доска для 'престолов' с грохотом упала на пол, упомянутые фигуры раскатились по углам, точно испуганные мыши.

'О, боги! — в ужасе думал Шут. — Что же он творит? Разве можно о таких вещах говорить вслух?

Но конец этой сцены ему не удалось узнать — в коридоре раздались шаги кого-то из слуг, и Шут огорченно покинул свое наблюдательное место.

А в один из дней, стоя все за той же портьерой, он одним из первых узнал о намерении короля покинуть Золотую вместе с молодой женой в первые же дни лета. Чтобы в загородной резиденции, вдали от шума и суеты дожидаться появления на свет драгоценного наследника.

Белокаменный Лебединый Дворец находился в дне пути от города, это было любимое место уединения монархов Закатного Края. В особенности — их жен. Усадьбу окружали восхитительные сады, где летом не смолкая пели птицы и звенели ручьи, а в пруду действительно плавали царственные лебеди. Это было лучшее место для королевы, носящей под сердцем будущего наследника. Несколько раз Шут бывал там, но после появления Элеи, Руальд больше не брал с собой любимца, отправляясь с женой в загородную резиденцию.