Маргарет Уэйс - Кузница души

Конклав заключил с Королем–Жрецом соглашение. Маги обязались покинуть свои башни и обосноваться в единственной башне Вайрета, где они смогли бы продолжить мирное существование. Король–Жрец, хотя и разочарованный тем, что маги отказались бороться, согласился на это. Он уже захватил Башню Высокого Волшебства в Истаре и предвкушал, как присвоит исключительной красоты Палантасскую Башню. Он планировал сделать из нее храм в собственную честь.

Когда он добрался до башни, чтобы объявить ее своей, маг черных одежд, очевидно, сошедший с ума, выпрыгнул из окна на верхнем этаже башни. Упав, он напоролся на острые пики железной ограды внизу. Перед тем как испустить дух, он проклял башню, сказав, что никто, кроме Повелителя Прошлого и Настоящего, не сможет в нее войти.

Кто был этот таинственный Повелитель, никто не мог сказать. Король–Жрец наверняка им не был. Он в ужасе смотрел, как башня меняла свой вид и принимала такой страшный и отвратительный облик, что любой, кто бросал на нее взгляд, невольно прикрывал глаза рукой и отворачивался. И тех, кто видел ее, это кошмарное зрелище преследовало до конца их дней.

Король–Жрец послал за могущественными клириками, чтобы те сняли проклятие. Но башню, окруженную страшной, обладающей собственной жизнью Шойкановой Рощей, охранял темный бог Нуитари, которого не трогали молитвы, обращенные к другим богам. Пришедшим к башне жрецам Паладайна пришлось бежать от нее, скуля от страха. Жрецы Мишакаль пытались войти, но едва спасли собственные жизни.

Когда боги обрушили на Ансалон огненную гору, Истар скрылся на дне Кровавого моря. Землетрясения сотрясали континент Ансалона, разделяя его на части, образовывая новые моря и воздвигая новые горы. Дома Палантаса сотряслись до оснований, многие были разрушены. Но в Шойкановой Роще не дрогнул ни один лист.

Темная, тихая и опустевшая башня ждала своего хозяина, кем бы он ни был.

Рейстлин размышлял об истории башен. Мысленно он уже стал признанным и уважаемым магом и бродил по коридорам Вайретской Башни, когда невидимый колокольчик прозвонил семь раз.

Семеро испытуемых, топтавшихся в саду, разговаривая друг с другом или повторяя заклинания про себя, остановились. Все разговоры смолкли.

Лица некоторых побледнели от страха, другие вспыхнули от волнения. Эльфы, гордившиеся тем, что не проявляют никаких эмоций перед людьми, сделали скучающие и беззаботные лица.

— Что это? — хриплым от волнения голосом спросил Карамон.

— Время пришло, братец, — сказал Рейстлин.

— Рейст, пожалуйста… — начал Карамон.

Увидев лицо брата — сузившиеся глаза, нахмурившиеся брови, плотно сжатые губы — Карамон проглотил все, что собирался сказать.

Над пышным кустом роз, росшем в центре сада, соткалась из воздуха кисть руки — одна кисть, без тела, которому она могла бы принадлежать.

— Ох, дерьмо! — выдохнул Карамон. Его пальцы конвульсивно сжали рукоять меча, но ему не требовался предупреждающий взгляд брата, чтобы понять, что в этом месте он не должен обнажать оружие. Впрочем, он сомневался, что найдет в себе силы так сделать.

Рука поманила их за собой. Испытуемые накинули капюшоны, спрятали руки в рукавах одежд и молчаливо проследовали в том направлении, куда показывала рука — к невысокой башне, располагавшейся между двух больших башен.

Рейстлин и его брат, которые прибыли последними, замыкали процессию.

Рука указала им на дверь башенки, на которой висел дверной молоток в форме драконьей головы. Но им не пришлось стучать, чтобы войти. Как только они приблизились к двери, та открылась сама.

Один за другим новички просачивались внутрь. После залитого солнцем сада темнота внутри башни ослепила их на некоторое время. Те, кто шел впереди, остановились, не зная, куда идти, боясь шагнуть в темную неизвестность. Те, кто шел позади, столпились в дверном проходе. Карамон, вошедший последним, наткнулся на них всех.

— Простите. Извиняюсь. Я не видел…

— Тишина.

Голос раздавался из темноты. Новички повиновались. Карамон тоже притих, точнее, очень постарался так сделать. Его кожаный нагрудник и сапоги скрипели, меч бряцал по полу. Его взволнованное дыхание отдавалось эхом от стен помещения, в котором они стояли.

— Повернитесь налево и идите на свет, — приказал бестелесный, как и рука, голос.

Испытуемые послушно повернулись. Невдалеке замерцал свет, и все они направились к нему тихим скользящим шагом, за исключением Карамона, который шумно топал позади.

Маленький каменный туннель, освещенный факелами, чей бледный огонь ровно горел, не давая ни тепла, ни дыма, вел в просторный зал.

— Зал Магов, — прошептал Рейстлин, вонзая ногти в ладони, пытаясь болью усмирить радостное возбуждение.

Другие разделяли его восторг и волнение. Даже эльфы расстались со своими безразличными масками. Их глаза сияли, рты раскрылись от изумления. Каждый из новичков мечтал об этой минуте, мечтал о том, как окажется в Зале Магов, недоступном месте, которое большинство людей на свете никогда не увидят.

— Что бы ни случилось позже, это зрелище того стоит, — тихо сказал Рейстлин.

Общее волнение не коснулось только Карамона. Он опустил голову, глядя на свои ноги, как будто надеясь, что все исчезнет, если он не будет смотреть.

Стены зала были облицованы обсидианом и отполированы магией до идеальной ровности и блеска. Свод зала, который не поддерживали колонны, терялся в тенях, паривших в вышине.

Откуда–то шел свет, освещавший ряд из двадцати и одного кресел, расположенных полукругом. Семь кресел были накрыты черными покрывалами, семь — красными, и семь — белыми. Здесь проходили собрания Конклава Магов. В середине полукруга стояло одно кресло, размером чуть превосходившее остальные и служившее сиденьем для главы конклава. Покрывало на нем было белого цвета.

На первый взгляд кресла были пусты.

На второй взгляд уже не были. Их занимали волшебники, мужчины и женщины разных рас, облаченные в одежды разного цвета, соответствующие их орденам.

Карамон задохнулся от неожиданности и покачнулся. Рейстлин схватил его за локоть, не осознавая, что скорее причиняет брату боль, чем поддерживает его.

Карамону все это очень не нравилось. Он никогда не воспринимал всерьез ни магию, ни магический талант брата. Для него магия заключалась в монетках, сыплющихся из носа, кроликах, появляющихся из шляпы, гигантских кендерах. Даже то последнее колдовство только внешне впечатлило Карамона. Если подумать, кендер на самом деле не превратился в великана. Все это было только иллюзией, обманом зрения. В понимании Карамона между магией и иллюзиями не было никаких различий.