Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – паладин Господа

Я поставил ногу в стремя, оттолкнулся и едва не перепрыгнул через, коня, настолько во всем теле заиграла злая мощь. Конь с готовностью ржанул и, повернув голову, посмотрел на меня требовательным взглядом.

— Черный Вихрь, — пробормотал я, — я не знаю, как ты одолел все эти леса, горы и реки… но ты нашел меня!..

Он в нетерпении переступил с ноги на ногу.

— Мы вернемся, — пообещал я, — и я тебе дам отдыхать… сколько сам скажешь. Но сейчас нам кое-что нужно свершить.

В нашу сторону неслись крики. Рассвирепевшие зарги бежали в нашу сторону с дикими воплями. Я метнул молот, выхватил меч и пустил коня вскачь. Меч засвистел, я рубил направо и налево, а когда уцелевшие бросились бежать, я догнал и мстительно зарубил всех до единого.

Черный Вихрь хрипел и свирепо раздувал ноздри. Я посмотрел по сторонам, впереди из пещеры, где я прятался, вышли четверо. Один с торжеством нес мешок с моими мечами.

— Щас, — сказал я мстительно. — Для вас добывал!

И хотя не добывал, а мечи сами упали в руки, правда, неизвестно, на каких условиях, я заорал, моя рука привычно метнула молот, а Черный Вихрь понесся, как все сметающая на пути горная лавина. Я рубил и крушил, они тоже рубили и бросали дротики, но удары натыкались на несокрушимую броню, дротики отскакивали, а мой меч проходил через их тела, как будто они из густого тумана.

Я соскочил, заглянул в мешок, все ли на месте, приторочил позади седла. Черный Вихрь внимательно следил за приготовлениями, от пурпурных глаз шел, казалось, рубиновый свет.

— Погоди, — сказал я, — еще не все…

Я обыскал тела зарубленных, у одного нашел сокровище сокровищ, а еще у одного — талисман, который надо в Кернель. На всякий случай сорвал с их шей амулеты, бросил в мешок. Черный Вихрь следил за мной одобрительно.

— Все, — сказал я и вскочил в седло. Рука нащупала талисман за пазухой. — Можно ехать…

Черный Вихрь с готовностью пошел в галоп, с каждым прыжком набирая скорость. Ветер ударил мне в лицо. Я пригнулся, прячась за его гривой, что охватила меня, как струящееся силовое поле. По бокам засвистело, ветер превратился в ураган.

Дверь с грохотом обрушилась вовнутрь. Я впрыгнул в помещение, заполненное чадом от горящего мяса, где плотными слоями плавал дым. Внизу застыли в изумлении трое широкоплечих мужчин, а четвертый начал подниматься со стула.

Я соскочил со ступеней, первый не успел схватиться за топор, я его развалил надвое, как спелый арбуз. Двое не были трусами, ринулась навстречу, закрывшись щитами и выставив мечи. Двумя ударами я разбил щиты и поразил обоих насмерть.

Рыцарь взревел:

— Ты кто?

— Ангел господень, — ответил я страшным голосом. — А ты, мразь и пепел, срань болотная…

Он, сперва оторопевший от моих слов, побелевший, вздохнул с облегчением, ангелы так не разговаривают, ринулся на меня с поднятым мечом. Я подставил щит, он нанес по нему три тяжелых удара, что разбили бы любой другой в щепки.

Глаза его округлились.

— Ты еще не поверил, — сказал я люто, — так убедись…

Я взмахнул мечом. Лезвие отсекло ему руку в локте. Меч с половинкой руки упал на пол. Рыцарь закричал, глаза смотрели на меня с ужасом, его доспехи оказались не прочнее листа бумаги. Я взмахнул мечом снова. Рука со щитом упала на пол, а он стоял передо мной с жалкими культяпками вместо рук.

— Еще не убедился? — сказал я. — Тогда получи! Третьим ударом я срубил ему обе ноги в коленях. Он рухнул на спину, рот его раскрылся в беззвучном крике. Я выдернул из щели факел, прижег огнем обрубки, останавливая кровь.

— Ну как? — сказал я свирепо. — Теперь видишь, что я и есть Карающий Ангел, сволочь?.. Поживи таким, что ты задумал для другого!.. А потом я придумаю, чем тебя, гада…

С едкой горечью в сердце подошел к столу. Изуродованное тело Гендельсона, как распластанная рыба, заняло все столешницу. Пустая глазница зияет, подобно входу в глубокую темную пещеру. В надбровной дуге обнажилась кость, а остатки красного мяса свисают красными сосульками. Другой глаз закрыт, культяпка правой руки лежит на груди.

— Прости, — проговорил я со стеснением в сердце. — Я не мог даже представить, что в тебе силы и твердости больше, чем в тысяче рыцарей Зорра… И уж больше, чем во мне…

Я положил руку ему на лоб, надо уходить, а как прощаться, не знаю… под пальцами ощутилось тепло. То ли он только что умер и еще не успел застыть… Я поспешно приложил ухо к груди. Едва слышно и с большими перерывами что-то робко тукает, словно слабенький цыпленок пытается клевать непосильно огромные для него зерна.

— Господи, — взмолился я, — только не дай ему умереть!.. Вот сейчас это совсем уже дурь…

Я схватил его на руки, не очень-то он и похудел, страшно представить, сколько же весил вначале, вынес в коридор и примостил на седле. Черный Вихрь следил за моими руками внимательно, а потом посмотрел на меня с немым вопросом в глазах.

— Надо, — ответил я. — Теперь, как ветер… в Кернель!

Он несся даже быстрее вихря, никто не успевал ухватиться за оружие. Мы пронеслись напрямик через весь второй лагерь, что перед руинами восточного города, сшибали с ног, опрокидывали, разбивали копытами черепа и грудные клетки. Я боялся метнуть молот, вдруг не догонит, а меч в моей руке так никого и не задел. Хотя пару раз руку сильно тряхнуло, но я не уверен, что зарги, а не стропила шатров. Тело Гендельсона лежало передо мной, свесившись руками и головой на одну сторону, ногами на другую. Я держал его одной рукой, но когда оно начало сползать вниз, я торопливо убрал бесполезный меч и ухватился обеими руками.

Зарево увидел издали, а когда Кернель показался в поле зрения, над ним снова полыхал огонь. Драконы уже улетали, но по всей длинной стене поднималась черная кишащая масса. На вершине стены цепочкой люди отталкивают длинными шестами приставные лестницы.

Основной удар, как я увидел сразу, нацелен в ворота. Туда устремились едва не сотни людей с одним-единственным бревном в руках, но это бревно было огромное, длинное, так что его могли ухватить сотни рук, а торец окован железом.

На них, на бегущих, со стен сыпались стрелы, камни. Многие падали, но другие подхватывали бревно, не давая его уронить, все неслись в едином порыве, затем — страшный удар в ворота. Их отшвырнуло, но бревно не выронили, а, раскачивая под хриплый вой, начали мерно бить в ворота.

— Спасай, — взмолился я Черному Вихрю. — Ты же как-то промчался сюда так быстро?.. Мне нужно в крепость!.. Но я не могу сейчас драться…

Он повернул длинную аристократическую голову, в его полыхающих глазах был укор. Я ответил умоляющим взором. Он вздохнул, помчался, ветер начал бить в лицо сильнее. Я ухватил одной рукой тело Гендельсона, другой обнял Черного Вихря за шею, копыта стучали все чаще.