Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – рауграф

Жарким огнем горят уже не только щеки, весь верх, включая ключицы, полыхает так, что жар отсвечивает на стены. Она торопливо подхватила плащ, укуталась и даже набросила капюшон на голову. На меня из тени испуганно поблескивали два глаза, как у мыши из норки.

– Ваша светлость…

– Леди Сильвиния, – произнес я церемонно.

Она поспешно вышла, почти выбежала. Я вышел следом и дал часовым нагоняй. Если сказано, что никого ко мне, то никого! Голые бабы тоже входят в «никого».

Вернувшись, рухнул на постель и некоторое время пытался заснуть, но перед глазами стояла она, такая трепетная и готовая на все услуги, что взвыл, поднялся, ну что за жизнь, когда даже такая умница и вообще гений, как я, вынужден отзываться на выплеск гормонов!

Спустившись вниз, ухватил молоденькую служанку, она обмерла от ужаса, но быстро сориентировалась, я, сбросив давление, вернулся наверх и заснул крепким сном.

Утром внизу запрягали коней, переговаривались, я смотрел через окно, как выводят Зайчика и седлают, за спиной распахнулась дверь, я в раздражении оглянулся.

Леди Сильвиния, уже в строгом и очень элегантном платье, сказала торопливо:

– Не ругайте ваших стражей, вы их сами запутали!

Я осведомился хмуро:

– Как это?

– Вы велели никого не пускать, – объяснила она, – но сами же сказали, что я – полная хозяйка замка. Вот я и воспользовалась. Вы уезжаете, сэр Ричард… А я не успела вас поблагодарить. Вы поступили весьма благородно.

Я буркнул:

– Не приписывайте мне то, чего не было.

– А что было?

– Нежелание, – ответил я.

Она спросила тихо:

– Вы настолько… не желали меня?

Я торопливо помотал головой, заговорил быстрее, оправдываясь, пока не подумала чего своего, женского:

– Я говорю о нежелании брать на свои плечи новый груз. И ответственность, которую можно избежать. Я такой вот избегун по натуре.

Она покачала головой, не отводя взгляда от моего лица.

– Не наговаривайте на себя лишнего, – произнесла она тихо. – Вы… благородный человек!

– Я?

– Да, сэр Ричард.

Я спросил раздраженно:

– Вообще-то да, но вам откуда это знать? Благородство испытывается на более высоких ступеньках, чем постель. А вам, леди Сильвиния, никаких поблажек, раз уж я сумел избежать вашей постели. Будете платить налоги на общих основаниях, обустраивать замок, земли, развивать ремесленничество… Если не справитесь – отниму уже по закону. Не для Макса, а вообще. Как у не справившейся с обязанностями. А вы думали, вернете себе замок и сразу начнете балы закатывать? Отец Богидерий оценил запасы железной руды в особо крупные, а это подпадает под статью о стратегических запасах Отечества!

Она вздрогнула:

– Что это?

– Отечество? Или стратегические запасы?.. Руды здесь настолько много, что вы не вправе управлять рудниками плохо. Отец Богидерий пришлет вам подробный план, что и как делать… Придется немедленно расширять добычу и производство, мне потребуется… уже требуется, много железа! И вообще… вы что, нарочито делаете вид, что не замечаете той жертвы, которую принес мой великолепный военачальник, чистейшая душа на свете, Максимилиан фон Брандесгерт? Это же он отказался в вашу пользу от этого замка и земель!.. Вот настоящий рыцарь!

Она жутко покраснела, багровый румянец залил не только щеки, но даже шею.

– Мне очень стыдно, – прошептала она. – Мне, наверное, тоже надо было отказаться в его пользу, но я так долго шла к захвату этого замка, так долго мечтала, видела во сне и в грезах, что именно я восстановлю попранную справедливость, верну замок и земли истинным владельцам… я просто даже не подумала, что этот Максимилиан… какое прекрасное имя… так бесподобно благороден и великодушен… о нем будут слагать песни, а я… я своим поступком запятнана…

Я поморщился:

– Ничуть не запятнаны. Вы поступили правильно, как любой рассудительный человек. Все, что плывет в руки, надо хапать. Сперва хапать, а потом смотреть, что хапанули, не испачкало ли… Так что все в порядке. Вы в порядке. Это мой Макс не в порядке.

Она прошептала:

– Вы его любите?

Я ответил удивленно:

– Конечно! Макс вообще-то единственный, у кого нет врагов. Его все любят! Он настоящий рыцарь, благородный и чистейшей души человек.

– Да, – прошептала она, – а я… дрянь.

– Ну почему же дрянь, – сказал я великодушно, – вы просто женщина.

В комнату заглянул сэр Растер:

– Звали, мой лорд?

– Сэр Растер, – сказал я любезно, – не сочтите за труд распорядиться. Ну, вы знаете, выезжаем немедленно. Те, у кого кони помедленнее, уже в дороге. Я получил все нужные сведения по руднику, так что спешим в Геннегау.

Он проревел довольно:

– Будет исполнено, мой лорд!

Он исчез, я сухо поклонился леди Сильвинии и пошел к выходу. За спиной услышал вздох и легкий возглас, словно что-то хотела спросить или сказать, но подавила порыв, что наверняка мог оказаться благородным, первые порывы у нас все такие, а я толкнул дверь и вышел.

Мы въехали в Геннегау после полудня. Я бросил слугам повод, спрыгнул, вокруг меня образовалось желтое облако дорожной пыли, навстречу уже вышли и терпеливо ждут, когда замечу, граф Ришар, на лице явное облегчение, еще бы, барон Альбрехт, Куно… Быстро подошел отец Дитрих и смотрит как-то странно.

– Что случилось? – спросил я весело. – Лица какие-то похоронные…

Граф Ришар ответил суховато:

– Вы тоже перестанете улыбаться, сэр Ричард.

– Да что случилось?

Он молчал, вместо него проговорил барон Альбрехт:

– Теодорих… Тот, самый первый, кто пришел к вам и встал под ваше знамя. Вы всегда к нему относились с особой нежностью.

Тревога острой иглой впилась в сердце.

– Ну да, он первый поверил в меня… Что с ним?

– Не попадет в рай, – ответил Альбрехт. – Не выдержал одиночества, сэр Ричард.

Боль сжала сердце. Теодорих, неистовый влюбленный, и я, бесчувственная скотина, занятый своими проблемами, не разглядел, отмахнулся, хотя предупреждали, что он слишком уж потрясен смертью его любимой.

Они молчали, а я, чувствуя, как от меня ждут веского слова лорда, что становятся законами, перевел дыхание и сказал с усилием, выдавливая из себя жестокие, но правильные слова:

– Пифагор запрещал покидать сторожевой пост без приказания полководца! А верховный полководец поставил каждого на пост, где мы должны верно и честно нести воинскую службу. Безропотно, ибо не все в жизни для нас! Надо и для Отечества… потом объясню, что это такое.

Они слушали внимательно, кивали, соглашаясь, только любознательный Арчибальд спросил живо: