Юрий Никитин - Уши в трубочку

– Баальбек… Тьфу, Стоунхендж?

– Он самый, – буркнул он.

Охранники вздернули меня на ноги. Я перекосился от боли, один с силой ткнул в бок, снова хрустнуло. Меня подтащили к одной колонне, Кварг прошелся несколько раз вокруг, обматывая меня толстой веревкой. Я чувствовал, что задыхаюсь, веревки сдавили грудь, одна врезалась в живот. Кварг захохотал и последний виток сделал повыше, перехватив мое горло так, что я захрипел.

– Останешься здесь, – сообщил он почти дружелюбно. – Сюда народ приезжает раз в год, отпраздновать языческие праздники. Последний раз были неделю назад, так что тебе придется ждать долго.

Охранник рядом хмыкнул, по его глазам я видел, что не проживу и десяти минут, вон уже синею, но смолчал, вернулся к машине. Оттуда донесся негодующий крик торкессы.

– А что с нею? – прохрипел я.

– Ее возьмем с собой, – сообщил Кварг. Он гнусно усмехнулся. – Это ты, святой Антоний, корчил непонятно что, а мы ж демократы, используем ее… По назначению.

Они вскочили в машину, хлопнула дверца. Горло давит с такой силой, что глаза лезли на лоб. В разрыв тучи проглянуло солнце, дышать стало еще тяжелее. Так вот зачем веревку намочили: чтобы, высыхая и сокращаясь, она задавила меня в течение ближайших минут! Все-таки не стали рисковать, ведь к руинам Стоунхенджа обязательно приедет какой-нибудь турист.

В глазах потемнело, я ощутил звон в ушах. Задержав дыхание, чтобы не потерять сознание, начал дергаться изо всех сил, колотиться, веревку не порву, но чуть ослаблю ее хватку… может быть. Ударился затылком так, что хрустнуло, задергался еще, еще, однако веревка лишь сильнее стянула кольца, будто не веревка, а живая анаконда.

Сзади послышался хруст. Я дернулся, невольно ударил затылком еще, донесся протяжный медный звон. Острая боль пронзила мозг, я стиснул зубы, уговаривая себя не терять сознание, перед глазами залило красным.

За спиной зашевелился камень. Странно, дико, хорошо знаю, там никого, однако монолитный камень начал крошиться. Я замер в страхе, это же сейчас развалится вся колонна, что впятеро толще большетеатровой, а сверху там еще плита размером с КамАЗ, рухнет на голову, прическу испортит точно.

В спину сильно толкнуло, донеслось хриплое дыхание. Веревки чуть ослабли, сзади барахталось, мимо мелькнуло смуглое тело. Блеснуло острое лезвие, веревки натянулись, лопнули. Сильная рука схватила меня за пальцы, потащила в сторону.

– Быстрее!..

Мы отбежали, я все оглядывался, но гранитная скала, покачавшись, осталась на месте, как и плита сверху. На том месте, где прижималась моя спина, теперь глубокая ниша в камне. Я оглянулся на своего спасителя.

Рослый воин, иначе не назовешь, широкий и крепкий, с красивым яростным лицом. Золотые, как солнце, волосы падают на плечи, синие глаза впились в мое лицо, как два острых клинка. Обнажен до пояса, что и понятно, с такой развитой фигурой и я бы ходил без рубашки и по Москве, на левом плече отчетливо проступает свастика. Через грудь широкая перевязь, из-за плеча выглядывает рукоять меча.

– Пришло время? – спросил он жадно.

– Ка… какое? – спросил я в ответ.

Он повторил:

– Время?.. Время Великой Битвы!

– Не знаю, – ответил я неуверенно. – Может быть, и пришло. Заранее ведь никогда не знаешь, надо быть готовым всегда. А ты как туда… в смысле, в камень, попал?

Он помрачнел, на лицо набежала тень. Голос от пережитого волнения стал хриплым и прерывистым:

– Была великая битва… мы победили, однако нас осталось семеро героев… И мы понимали, что в следующем бою с силами Тьмы поляжем все. Мои товарищи ушли поднимать народ, а я ударил в скалу, она расступилась, я вошел в нее и сказал, что появлюсь не раньше, чем моей стране будет грозить великая беда. Ты меня призвал… реинкарнировал, освободил из каменного гроба, значит, пришло время Великой Битвы?

– Не знаю, – повторил я. – Как говоришь, звалась твоя страна?

– Ария, – ответил он с недоумением. – А мы – арийцы… А что, сейчас кто-то смеет называть ее иначе?.. И почему здесь так сыро и холодно? Неужели наступил Великий Холод, Предвестье гибели мира?..

Я поперхнулся, сказал торопливо:

– Видать, твою скалу потом распилили на каменные блоки. Одни увезли на великую стройку египетских пирамид, другие – в Баальбек, а третьи обтесали и приволокли сюда, в холодную и сырую Англию. Здесь всегда так. Здесь солнце увидишь реже, чем в Сахаре – дождь. Или Ария в Гималаях? Но ты не один, не один такой… Хотя, признаю, первый! Потом по твоему примеру в скалы ломанулись целые толпы. Мгер Младший все еще спит в скале, ждет, когда плохо придется его Армении. Даже землетрясение в Спитаке не разбудило. Король Артур спит неподалеку, Кухулин – севернее, княжна Лебедица – к востоку, король Ирпинь со своими сыновьями – по ту сторону пролива, но рекорд поставил Илья Муромец – ушел в скалу с семьюдесятью богатырями и всей дружиной! Где он только и скалу там нашел…

Арий слушал внимательно, лицо становилось все несчастнее. Но посуровел, подобрался и сказал твердо:

– Значит, в последний бой вступит большой отряд героев.

– Да, – согласился я, – только… гм…

Взгляд мой не отрывался от его плеча. Татуировка выполнена неплохо, но не мастером, это видно. Удалить ее будет не жаль, а само удаление займет от силы десять ми-пут и обойдется в двадцать долларов.

– Ты это… – я указал на свастику, – спрятал бы ее.

Он в удивлением проследил за моим пальцем. Взгляд достиг эмблемы на правом плече:

– Знак Солнца?.. Что, настало царство Тьмы?.. А, понимаю, почему ты инкарнировал именно меня, вечного борца с силами Тьмы и Хаоса…

– Да нет, – прервал я. – Просто сейчас такой период… отрезок времени… потом все наладится!.. что этот твой знак считается в ряде стран… гм… промышленно развитых, но умственно отсталых, потому диктующих свою волю остальным… словом, он считается чем-то нехорошим.

Он взревел, как разъяренный лев, не столько раненный, сколько оскорбленный:

– Что? Светлый знак Солнца?

– Увы, – сказал я торопливо. – Он самый. Свастика. Сварга, если по-старорусски… Ну что делать… Мир такой! Так что накинуть бы тебе че-нить…

Он сказал несколько рассерженно:

– Со мной походный мешок, там есть пара рубашек.

– Возьми, – посоветовал я.

Он быстро сбегал, ухитрился снова не свалить глыбу, вернулся с объемистым заплечным мешком. Я проследил, как опустил на землю, на свет появились рубашки.

Я поморщился:

– Хороший покрой, самый раз… но цвет, гм…

– Что цвет? – спросил он свирепо.