Ольга Онойко - Море Имен

— Уже государю? — спросил Алей с насмешкой, просто чтобы не терять инициативу.

— А то! — демон засмеялся снова, скаля неровные зубы. — И я не Аникей, — продолжал он с удовольствием, — нашёл Аникея! Я, милый мой, сейчас Нирманакая. По-твоему — Хутагт-гэгэн. Как считаешь, мне идёт?

— Тебе не кажется, что это нескромно?

— А чего стесняться? — просиял Эн. — Ты же царевич, а Летен так и вообще. Вымышленные миры — они пластичнее настоящих, прогибаются легко. В некотором смысле это лучший способ понять, чего ты стоишь. Летен и дома большой человек, но пока не особо. Здесь он — великий князь. А был бы у него Предел… — Эн мечтательно закатил глаза, — быть ему императором всея Великия, и Малыя, и Белыя, и Советския.

Алей потёр лоб. Голова болела, как будто мозг внутри болтался и толкал в стенки черепа.

— Значит, вымышленный мир?

— Вселенная так велика, что в ней есть место всему, — назидательно сказал Эн.

— Вымышленный где и кем?

— Да чёрт его знает, — лениво сказал демон и уселся на ковёр. — Неважно.

«Вот теперь всё понятно, — сказал себе Алей, — и другой ход истории, и другие названия городов». Стоило бы подумать ещё: может, отыскалась бы зацепка… Времени недоставало. Алей поколебался немного и закинул удочку:

— Значит, Ясень ушёл не в опорный мир этой книги?

— Грубо, — сказал Эн, — неаккуратно, не годится. Я пришёл не о Ясене поговорить, а о тебе. Пока великий государь с разведкой своей толкует и бояр стращает.

— И что ты хочешь мне сказать?

Эн подался к Алею и доверительно шепнул:

— Алик, а ты никогда не задумывался, какой у тебя Предел?

Несколько мучительных мгновений Алей искал, как можно ответить на это вопросом. Проксидемон лучезарно улыбался и терпеливо ждал.

— Тебе-то зачем? — наконец, выговорил Алей.

— Да я тут подумал, — прожурчал Эн, — должна же тебе быть от меня какая-то польза. Я всё же сервис-программа, не как-нибудь. Могу, например, тебя на верный путь вывести, цель указать. Что ты всё сводишь к приземлённому и обыденному! Я ведь и мировоззренческие, философские вопросы решать могу.

«Чтоб ты лопнул», — подумал Алей, но промолчал.

— Вот, скажем, — соловьём разливался демон, — нравишься ты Летену Истину. Он тебе всё прощает, оберегает тебя, носится с тобой как с писаной торбой. Думаешь, он в эту заварушку за Пределом своим полез? Шиш там! За тобой он полез, за своим мальчиком. А теперь подумай, Алей Обережь, какой у тебя Предел? Не придумывается? Не понимаешь намёков? Так я прямо скажу.

И Эн наклонился к нему, подняв свечу, приблизил лицо к лицу Алея так, что стало видно, какая неестественно ровная у демона кожа — без пор и неровностей, и без намёка на бороду и усы, будто у женщины.

— Хочешь быть правой рукой Вождя, Алик? — тихо спросил Эн. — Его главным советником?

Алей подавился воздухом. Этого он не ожидал.

Эн умолк и оценил выражение его лица; остался доволен. Выпуклые глаза его заблестели, на бледных щеках появился румянец азарта. Тесёмка на голове натёрла ему лоб: проксидемон оттянул её, с удовольствием почесался и блаженно вздохнул.

— Съёмная совесть отца народов, — проговорил он и мелко, мерзенько захихикал. — Неплохо для такого ничтожества, а? «Летен Истин, прикажите брать пленных!» Очень пафосно вышло.

— Искусителя изображаешь? — бесцельно уронил Алей.

Похоже, в этом раунде Эну доставалась чистая победа… Алей мог только смириться. В горле встал сухой ком; Алей судорожно глотал его и никак не мог проглотить. «Эн подчиняется Летену, — думал он. — Когда Летен вернётся, то разберётся с ним…»

— Зачем что-то изображать? — патетично вопросил демон. — Зачем лицемерить? Достаточно просто говорить правду. Кстати, это легко и приятно.

«Он может говорить правду, — вспомнил Алей. — Может врать. Но всё, что он делает, он делает с самыми худшими намерениями». И вдруг смутная, слабая искра промелькнула в мозгу. Измученный вконец, Алей упустил её и осознал только ассоциативный след, самый общий смысл. Но этого хватило.

Он перевёл дух.

— Эн, — сказал он вполголоса, — можно задать тебе философский вопрос? В некотором роде, мировоззренческий?

Демон вскинул брови, захлопал глазами и напустил на себя польщённый вид.

— Конечно, — сказал он с отеческим участием. — Конечно, Алик.

— Эн, чего ты хочешь для себя? В конечном итоге? У тебя есть цель?

Стало так тихо, что можно было услышать треск поленьев в кострах, горевших перед шатрами. Фыркали лошади, переговаривалась стража. В темноте лицо демона походило на мягкий, желтоватый круг сыра. Улыбка сошла с него, бледные глаза потемнели. Алей понял: пусть он не выиграл, но сумел свести поединок к ничьей. Победа ушла из цепких лап туннелирующей сервис-программы.

Эн так и не ответил. С минуту он смотрел на Алея впрямую, и недоумение на его лице постепенно сменялось ожесточением и ненавистью. Алей не мог бы поручиться, но ему показалось, что на миг черты проксидемона исказила боль.

Монашек Аникей вскочил на ноги. Облик его исказился, как отражение в кривом зеркале или неспокойной воде; силуэт стал плоским, подёрнулся рябью… И хлопнул полог шатра: он исчез.

Алей не слышал, когда вернулся Летен Истин. Вымотанный до полного бессилия, он упал на шубу и уснул как убитый, едва остался в одиночестве.

Летен разбудил его утром, уже к концу завтрака, сунув под нос миску с кашей. Алей чуть не опрокинул её со сна. Он заморгал, поднимаясь. Боль ушла — то ли подействовали местные травки, то ли сама отболела… Летен смотрел на своего пленника с благодушной улыбкой. Свежая рубаха на князе светилась белизной, на кованом золотом поясе переливались каменья. Против воли в памяти Алея всплыли слова проксидемона, и он потупился.

— Просыпайся, — сказал Летен, — ордынец. В Москву повезу.

Алей сел, скрестив ноги, помотал головой и взялся за ложку. Ложка была точь-в-точь сувенирная, резная, и есть ею было странновато.

— Летен Истин, — спросил он, — а вы… насколько планируете здесь оставаться?

— Я планирую, что это ты мне скажешь, — и Летен добавил в ответ на удивлённый взгляд: — Теперь мы опять ищем Инея, так?

Алей смущённо отвёл глаза.

Он запутался.

Он не понимал уже не только происходящее, но и себя.

Кем бы ни был Летен Истин Воронов, но за всю жизнь Алея никто не сделал для него больше. Он видел от Летена только добро, и Летен не собирался останавливаться… Да, началось с того, что Алей пообещал ему взлом Предела и не сумел выполнить обещание. Вроде бы Воронов помогал ему ради собственной будущей выгоды. Но сколько прошло времени — а он так ни разу и не напомнил Алею о его посулах. Летен не думал торопить его. Возьмись Алей предсказывать поведение Летена Воронова, бандита, убийцы и главаря убийц и бандитов, — предсказывать не через предельный поиск, а попросту, исходя из обывательского опыта, — так давно пора была Летену сказать что-то вроде: «Хватит шуток, Алей Обережь. Я достаточно вложился в эту цацку, и ты мне её добудешь». И тогда, пожалуй, Алей с холодным сердцем отдал бы ему фальшивую цепочку взлома, и промолчала бы его совесть, а если совсем честно — то Алей остался бы доволен собой: человек, по-настоящему спасший мир, избавивший его от очередного диктатора.