Евгения Кострова - Калейдоскоп вечности (СИ)

— Ничего отвратного или ложного в письменном послании я не сообщал, — с раздражением и неприязнью говорил он, словно вдыхал смердящие вонью нечистоты, и, прочертив в воздухе несколько рун, вытянул красную атласную бечевку, продевая через нарисованные символы, мерцающие неоновым излучением. Алые нити размножились в пятнадцать тонких волокон, связывающихся между собой, и на его предплечье взошел лев с буро-пурпурной шерстью, выросшей на загривке, как колосья из брошенных на взрыхленную землю зерен. Его заостренные очи сверкнули малиновым закатом, а на зубах застыла кровь, и вой разнесся стихийным воплем, что отражали колоннады стен. Лев взвился с предплечья Александра, разорвав рубиновыми когтями черную ткань его плаща в неистовом прыжке. И накинулся алчущий зверь на восходящее пламя, как на сытную дичь, упиваясь безмерной гибели своей жертвы, впитывая и поглощая, с жадностью поедая огонь.

— Я выкупил эти территории несколькими годами ранее. И могу тебя уверить, — тихо прибавил он, проводя рукой по экрану камина с какой-то усталостью, — что никто, кроме твоей благожелательной супруги об этом не узнает.

— София не моя супруга, — давясь воздухом от возмущения и головокружения от отступившего гнева, возвращая взору прежнюю четкость, уже самостоятельно придерживая ткань, и глубоко вдыхая тонкий жасминовый аромат.

— Не беспокойся. Мне претит усугубляться в твои взаимоотношения с женщинами, — огрызнулся он, устремляя распаленный взор на притихшую девушку, в волнении комкающей кремовые простыни, и видя ее чрезвычайно усталое лицо обескровленные губы, он немного успокоился, и былая воспаленнность темперамента остыла.

— Лира, — мягко обратился он к девушке, вскинувшей на него испуганные и беспокойные глаза, — вам обоим лучше перебраться в гостиную. Я смогу остановить пожар, но долго вдыхать этот дым смертельно опасно, поэтому лучше спешитесь и покиньте помещение. Я распорядился, чтобы вам приготовили чистой одежды и кушаний, — он окинул напряженным и злым взором молодого герцога и недобро заметил, — если только этот мальчишка не выкинет чего-нибудь нового, чтобы обременять меня новыми заботами.

— Обременять? — воскликнул Скай в болезненном упрямстве, приподнимаясь на локтях, и скрипя зубами от неслыханного оскорбления.

— Да, — невозмутимо ответил Александр, — раненый человек всегда доставляет много хлопот, но ты особое исключение. Я крайне разочарован поведением выходца из семьи аристократов.

— Прошу успокойся, — вставила свое слово Лира, все еще поддерживая юношу за плечи, и помогая ему отдышаться. — У него была очень тяжелая ночь, и он использовал почти все свои духовные силы. Мы должны оставаться терпеливыми. Никто не говорил, что нам будет легко. Возможно, что его вспыльчивость и резкость и есть последствия применения стихии. У каждого, кто имеет связь с природными силами, есть недуги. И не нам их осуждать.

— Как бы тебе самой позже пришлось не пожалеть о своей доброте, — отворачиваясь прошептал Александр, и в глазах его топился медно-златой мед. Темный дым уже поглощал верхушки карнизов каменных шкафов, изничтожая изразцовую облицовку с восточным ковровым узором, горящих как нефтяные скважины черным огнем, укрывая светлые потолки и разъедая балюстрады. Так пепел быстрой надвигающейся бурей осыпает белоснежные поля снега. Юноша протянул руку к облизывающим огненным языкам зверя, темно-красным войлоком ленты пламени сходили с его багряной шерсти, темный сумрак глаз обливался углем и пеплом, и, встряхивая гриву, посыпались горящие искры. Александр взмахнул жемчужными перлами, поочередно складывая пальцы к ладони, и лев взвился алым облаком, рдяными туманными обволакивая крупную жемчужину. Обгорелые и загнутые пергаменты опадали листвой по комнате, и юноша провожал долгим и застывшим взглядом их плавный спуск. Дыхание молодого герцога было шатким, глаза слипались, на кончиках губ сияла легкая испарина, верные признаки того, что болеутоляющие травы начали действовать. Позже он наложит золотые пластины на кровоточащие раны, чтобы не образовались рубцы, а из-за вытекающего яда не образовались гниющие и разлагающие плоть язвы. Слабость и скованность движений были настолько непереносимыми, что он позабыл о своей гордыни, о своем положении, и без лишних возгласов и возражений позволил себе слабость воспользоваться чужой поддержкой. Он почти всем телом оперся на женское плечо, в бреду делая неуверенные и слабые шаги, неровно вдыхая сквозь обработанный кусок ткани. Лира со всей присущей женской сущности заботой мягко направляла его, понимая, что зрение его не такое четкое, и старалась заменить ему проводника. Когда же фигуры скрылись за испещренной резными украшениями двустворчатыми дверями, и их низкие голоса стихли, приветственная и изнеженная тишина сметила бурный сор в пространстве безмятежностью.

И какое-то время помолчав, сын, рожденный в землях запада, произнес, поглаживая большим пальцем полную жемчужную каплю, упиваясь холодным и скользящим прикосновением к коже:

— Что же, это тоже может мне пригодиться.

И бросив последний взгляд на обугленные листы, с холодным выражением развернулся к светлому коридору с мраморными колоннадами с выступающей лепниной цветущих ветвей, тихо прикрывая за собой двери, как если бы и не было вспыхнувшего пожара. В дальнем углу комнаты продолжали тикать напольные золотые часы. Женщина выходила из охристо-пшеничных волн, удерживая округлый механизм, отмеряющий скоротечное время, словно музыкальную арфу, аккуратным подбородком опираясь на изысканный инструмент. С прозрачных занавесей вылущился запах спаленных бумаг, стены вычистились. Разбитые склянки и выдвинутые силой ветра ящики приберут слуги, незаметно придя из людской, сменив сырые и грязные простыни и разорванные покрывала. Единственным отпечатком будут волдыри, и прожженная до мяса на кончиках пальцев кожа, и боль, ползущая по нервам, что не даст сомкнуть ему глаз ночью. Но ничего, он сможет украсить свои мятежные часы за чтением книг, упиваясь рассуждениями о своей скорой мести британскому престолу. Он проходил через гряду выстроившихся колонн, оглядываясь на противоположный берег реки, как туманные челны пробивались даже сквозь невидимые защитные барьеры, выставленные посередине темно-серой водной артерии, не пропускающие мощные и вязкие расплавы гари.

Тот человек сказал, что пришел проверить, достойны ли они лотосового престола. Означает ли смерть тысячи невинных людей, что никто из них не заслуживает божественной власти или же то, что праведник полуночного владычества покинул смертных, отпустив души несчастных из чудовищных образов, означало, что они смогут достичь своих стремлений? Даже отмеченный судьбою чудом остался в живых, смерть все еще блуждала среди них. Золотые косы солнечного света сплетались между собой, падая и на его лицо, словно смягчая мучения и угрызения, терзавшие сердце. Страсти безумного пожарища канули в прошлое, теперь они должны сделать все, чтобы их мечты не ушли в пепел и прах.