Андрей Попов - Кукольный загробный мир

Звездочет пригладил свои короткие пепельные волосы:

— Хороший вопрос, а ответ довольно прост: я — джокер, я тоже могу играть на сцене и заменить собой любую ноту. Но теперь об этом нет смысла говорить… все потеряно!

— Поясни.

— После смерти Раюла слабая надежда еще сохранялась. Я хотел идти к Юстинде с миром и попытаться уговорить ее последний раз поучаствовать с нами в постановке. Шанс, понимаю, невелик, но он был. А вот после того, как Исмирал не вернулся… этот факт шокировал меня по-настоящему. Сейчас даже если свершится чудо из чудес — я смогу убедить Юстинду и тебя, Гемма, принять участие в Великой пьесе, общего количества нот все равно не хватает…

Над поляной повисла терзающая нервы тишина. Где-то высоко в небе порхающими миражами кружила пара бумажных птиц. Хижины Восемнадцатиугольника стояли чуть покосившись, их прижатые друг к другу бревна ощущали тяжесть пустого воздуха, а нахмуренные крыши постепенно старели и проседали вниз.

— Значит, Девятая симфония уже никогда не будет сыграна? — спросила Леафани. — Я правильно понимаю?

— Никогда… — Авилекс произнес это с такой грустью словно говорил о последнем дне перед чьей-то смертью.

— С нами-то что теперь станет? — вдогонку к первому вопросу Лефа сформулировала второй.

Звездочет впервые за всю беседу посмотрел каждому в глаза:

— Мы просто обречены на дальнейшее существование. Живем как жили раньше, ничего более…

Фалиил резко поднялся с насиженного пня:

— Ну уж нет, как раньше не получится. Я делаю всеобщее заявление! — он повысил голос. — Я ухожу из Сингулярности и буду жить где-нибудь в другом месте: там, где хотя бы не врут на каждом шагу да вода не отравлена.

— Поддерживаю! — сразу же высказалась Винцела, подняв обе руки вверх.

— Мы тоже покидаем поляну, — Леафани резко развернулась, точно желая немедля исполнить угрозу, но потом обратилась к своим подругам: — Вы со мной или как?

Клэйнис да Таурья молча закивали головами, они практически всегда во всем ее слушались. Остальные пока молчали в гнетущей нерешительности, не хотели рубить сплеча — надо было еще переосмыслить все услышанное да хорошенько взвесить. Тот-Кто-Из-Соломы три раза прыгнул на одном месте:

— …

В принципе, этот жест мог означать что угодно, в том числе и: «какая прекрасная погода сегодня».

Гемма удивлялась: куда вдруг подевался тот пылающий гнев, что совсем недавно до боли распирал ее грудь? Еще десять минут назад она хотела все вокруг безжалостно крушить, а сейчас чуть ли не поддалась общей бессмысленной задумчивости. Она намеревалась уже возвращаться к себе в лес, как ее взгляд нечаянно наткнулся на Ханниола… он стоял рядом с Астемидой, шепча ей что-то на ухо. Видеть их вместе и раньше-то было невыносимо, а теперь… Внутри у Геммы словно взорвалась целая природная стихия. Казалось, даже далекие горизонты покраснели от гнева. Она вскочила, подбежала к Хану и в истерике закричала:

— Скажи!! Чем она лучше меня?! Чем она лучше меня?!

Ханниол только и смог, что отступить на пару шагов, раскрыв от неожиданности рот. Ничего не отвечал. Гемма, потрясая своими страшными патлами, вдруг для чего-то вскарабкалась на сцену священной Ротонды и обратилась ко всем одновременно:

— Что, у вас давно не было веселого представления?! Так получайте же!! — ее глаза дико заблестели, руки оказались сложенными в странном магическом жесте. Она вскинула голову и закричала так, что на последнем слоге охрипла: — Да придет сюда мощный ураган!!

Сначала явился лишь слабый ветерок, как осторожный разведчик, предваряющий шествие целой армии. Затем воздушные массы подули со все нарастающей силой, будто двигались не по горизонтальной поверхности, а с ускорением скользили вдоль наклонной плоскости. Гася робкие звуки, пришел пронизывающий гул вперемешку с возмущенным шелестом травы. У всех кукол затрепало волосы. Астемида едва успела схватиться за свою косу, взлетевшую выше головы. Кошастый в испуге спрыгнул с крыши, иначе его бы оттуда безжалостно снесло. Потом появился свист в ушах, в следствие чего кое-кто поспешил укрыться в хижине. Даже незыблемые домики принялись слегка раскачиваться, скрепя старческими бревнами.

— Гемма, что ты делаешь?! — в ужасе крикнула Винцела, но та лишь забавлялась зрелищем.

Трава, как притоптанная, сильно прижалась к земле и просветлела от вмиг исчезнувшей пыли. Настоящая беда случилась с Плетенкой, его резко подняло вверх, закружило да разорвало на клочья соломы. Не ведающий сострадания ветер погнал образовавшееся соломенное облако в сторону запада, далеко за пределы тумана абстракций…

— Остановись! — сквозь вой взбешенной стихии кричал Авилекс. — Они-то ни в чем не виноваты.

Впрочем, все его слова глохли сразу в нескольких шагах от источника голоса. Несколько передвижных пней стали кувыркаться, подпрыгивая на траве.

— Да явится настоящий смерч! — громогласно изрекла Гемма, и тут же мощный столб пыли, кружащийся с дикой скоростью, образовался совсем рядом с Ротондой. Она водила своей правой рукой, повелевая его движением.

Смерч подлетел к хижине Исмирала, возле которой все еще оставались разбросаны неубранные инструменты, и вдруг поднял в воздух топор. Астемида завизжала, спешно убегая к себе в хижину. А Ханниол до сих пор стоял растерянный, его рыжая трепещущая шевелюра будто полыхала на ветру. Вой повсюду был невыносимый.

— Получай же!! — Гемма, на расстоянии управляя топором, принялась резко махать рукой.

Первый удар оружием пришелся Хану прямо в шею. Тот закричал. И потом десятка два мощных ударов прошлись по всему его телу, рубя пластмассу вместе с одежной. Ханниол упал навзничь, пытаясь руками защититься от острого железного лезвия. Но руки оказались также жестоко изувечены.

— Остановись! Гемма! Что ты делаешь?! — Леафани истерически кричала в ураган, но на ее слова раздавался только хохот одержимой бешенством куклы.

Когда Ханниол уже лежал на земле без признаков движения, Гемма стала успокаиваться, а ветер, соответственно, затихать.

— За что ты его так?! — Авилекс подбежал к Хану, ужасаясь увиденному зрелищу.

Гемма, впрочем, не слышала последней реплики. Она уже мчалась со всех ног в сторону запада, закрывая голову руками. На минуту окунулась в туман абстракций и продолжала бежать, боясь даже оглянуться назад. К ней вдруг вернулось здравомыслие, и она теперь с ужасом думала о совершенном поступке. Потом из ее глаз брызнули слезы, в отчаянии она закричала:

— Что я наделала?! Что я натворила?!

Глухонемой лес равнодушно смотрел со всех сторон, а ее тень спешно следовала по пятам, не изрекая на единого слова: ни в осуждение, ни в одобрение.