Кэролайн Черри - Эльфийский Камень Сна

— Объясни мне, — попросил он Леннона, растерявшись от изобилия цифр; и они уселись на корточках у лестницы, мешая пройти всем и каждому, и Леннон принялся писать цифры на земле, подробно объясняя их смысл.

— Самые крепкие должны получить хороших лошадей, — сказал Донал. — И поедут они впереди. И загружать их не надо — нельзя утомлять ни лошадей, ни этих людей, ибо это наша защита.

— Хорошо, — откликнулся Леннон, — но как мы поступим с теми, кто останется без лошадей?

Доналу нечего было ответить. И Леннон покинул его, ничего более не сказав. Не поднимаясь со ступеней, Донал обхватил руками раскалывающуюся от боли голову, но тут же вспомнил, что за ним следят люди, и заставил себя подняться.

Пала мгла — наступили резкие сумерки. Зарокотал гром. Донал поднял голову и взглянул на стену туч, громоздящуюся над ними. Темная полоса, оторвавшись от нее, протянулась к северу. Еще одна метелка на чистом лоскутке неба. Дрожь пробежала по его спине.

— Донал, — сверху раздался голос, высокий и чистый. Он поднял голову и увидел Мев и Келли.

— Ступайте в замок, — ответил он. Ему было страшно из-за этих туч. Весь Кер Велл казался ему беззащитным, подставленным бурям и молниям. — Возвращайтесь в зал!

Небо раскололось от грома. Дети вздрогнули и посмотрели вверх. Не обращая внимания на боль, он кинулся к ним и вдруг на фоне камней Кер Велла ему предстала другая картина — приграничные холмы, покрытые мглою, сцепившиеся в схватке войска, разбитые наголову отряды и люди, умирающие под дождем черных стрел. «Погибли», — подумал он, застыв с поднятой ногой на ступенях и словно от вспышки молнии он вспомнил, что ему снилось это под угро. «Север пал. Роан!»

— Донал… — его обхватили детские руки, сжимая ладони и обнимая за пояс. Он подхватил их на руки и понес, спотыкаясь от боли.

Поднялся холодный ветер, вздымавший вихри пыли и валивший их с ног. Он внес детей внутрь, где они были хоть как-то защищены, и закрыл дверь.

— Ветер дует на север, — промолвил Келли. — Тучи движутся к северу.

Так и было: все больше метелок отрывалось от грозовой стены, и словно клочья черной шерсти, подвластные невидимой руке, они неслись на север.

— Как пряжа, — сказала Мев. — Смотрите! Вон новые под ними уже движутся с севера.

Сверкнула молния. Из двора раздались крики ужаса и плач детей.

— Ступайте внутрь стен, — закричал Донал. Он взбежал на стену и обратился к мечущимся людям: — Всем укрыться! Ступайте в Старый зал! Прячьтесь в казармах! Двери там открыты!

Ветер вздымал вихри песка, скопившегося у ступеней. Откуда ни возьмись выбежал Леннон, как младенца, прижимая к груди свою арфу, и бросился вверх по лестнице. Сорвало навес над кухней, горы горшков перевернулись и, сталкиваясь, стали кататься по двору. Отбившаяся лошадь металась по двору и ржала, пугаясь гремящих горшков и бегущих детей.

— Донал! — раздался за его спиной голос Мурны. Он стоял, глядя за стены. Солнце исчезало. Их накрывала мгла. Завывал ветер. Если бы он напрягся, он увидел бы мрак и молнии, как в ту ночь возле Донна.

— Донал! —кто-то его схватил за руку. То был Леннон, старавшийся затащить его в укрытие. Хлопнула дверь, и Мурна задвинула засов. Мев и Келли обняли его, словно боялись, что он тоже растает, и он вслепую прижал их к себе, и двинулся вверх по лестнице, а тем временем гром сотрясал камни замка.

Бранвин сидела в зале у очага.

— Случилось, — промолвил Донал. Дети молчали, дрожа, ибо обладали слишком острым зрением. Донал не отпускал их руки. — Госпожа Бранвин, граница прорвана.

Ее это ничуть не удивило. Она просто подняла на него глаза, в которых не было слез. Она была как камень, лед, сама неподвижность.

— Значит Барк теперь вернется домой, — промолвила она. — Если ему удастся. И вместе с ним Ризи.

— Нет, — промолвил Леннон. — Скорее всего они уже в Лоуберне. Если Роан отступает, Барк остановится там, чтобы прикрыть его.

— Он не должен, — воскликнула Мев. Зубы у нее стучали. Донал обхватил ее за плечи. — Приближается. Что-то темное — «темное на вашем пути», — сказал он, он так сказал мне.

— Тихо, — оборвал ее Келли. — Мев, не надо.

Элд трещал. Серебряные деревья осыпались золотом в темноте, падавшим водопадом на холмы, и даже в первых лучах рассвета было видно, как меркнет их свет.

На мгновение повисла тишина, и снова подул ветер, срывая новые листья, и солнце словно замешкалось — стоит ли вообще всходить.

Ночной холод не убывал. Арафель неподвижно сидела посредине рощи, опустив голову на колени и обхватив руками свой меч. Свет лунного камня померк, затуманенный мглою, и она не могла заставить себя смотреть на него.

Тьма подползала между деревьев, черпая силу в ее отчаянии. И шепот теней доносился отовсюду.

Потом она подняла голову и сжала рукоять меча, и вспыхнул серебряный свет.

— Где твоя лошадь? — кто-то насмешливо спросил ее. — Знаешь ли ты это, Дина Ши? Она убежала, как и твой человек? Или кто-то похитил ее?

— Их было двое, — откликнулся другой, и глаза его вспыхнули как лампады в темноте — но она потеряла обоих.

Сердце Арафели похолодело. Она встала и подняла меч перед собой.

— Что значит убежали? Говори яснее, тварь.

Они снова отпрянули во тьму. Их было много — высокая стройная Ши с бледным лицом. И все они были при оружии и доспехах, и восходящее солнце просвечивало их насквозь.

— Сгиньте! — воскликнула Арафель. — Вернитесь в Дун Гол! Прочь из Элда!

Они исчезли. Осторожность их еще не покинула. Рана ее болела. Острие меча опустилось на землю, пронзая золотые листья, потерявшие свое серебро. Листья продолжали падать, кружась вокруг нее, бесшумно и одиноко; и тоска охватила ее — как они были прекрасны даже сейчас, как прекрасны и горды, и сколько в них было истинной сути Ши.

— Финела, — прошептала она, и громче: — Финела.

Начался дождь холодный, как смерть: он туманил пробивавшийся день, превращал листья в мокрый ковер, посылал дрожь в ее кости. Как и опадавшие листья, он возвещал перемены. Даже Митиль — младшее из деревьев зеленело лишь на макушке, лишившись уже сотни листьев, сброшенных порывами ветра.

— Финела.

Рядом послышалось дыхание. Эльфийская кобылица, мокрая от дождя, стояла рядом, вскинув светлую голову и раздувая ноздри.

— Вот и ты, — промолвила Арафель и содрогнулась от того, что сомнения было так легко заронить ей в сердце; как дождь, как смерть деревьев, незаметно она лишалась сил. И Финела стояла в недоумении, словно доверие исчезло между ними.

Арафель подошла к кобылице и протянула ей руку. Доверчивое и нежное дыхание было ей ответом. Ночь миновала, занимался эльфийский день, пусть хоть и серый и туманный. Время — смертное время — сколько его прошло?