Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – герцог

Я удивился:

– Правда, что ли?

– А с чего ты вдруг отнесся так милосердно к павшему? – спросил он в упор. – К грешнику? Тебе сострадание вообще не свойственно.

– Тебе откуда знать? – ответил я дерзко. – Я спас одного человека и уничтожил всего лишь мир! Но если человек – целая вселенная, то ноль-ноль?

– Софист, – сказал он с отвращением. – Мы оба знаем, что это не равные величины. Но Господь почему-то принял во внимание…

– Господь не бухгалтер, – отрезал я. – Он не считает так, чтобы тебе или нам было понятно. У него своя логика. Намного более сложная. И возможно, именно этим поступком я заслужил… снисхождение. Хотя, возможно, чем-то иным. Ты так и не понял, Михаил, почему я все еще цел?

Он покачал головой:

– Пути Господни неисповедимы.

– Кое-что исповедимо, – возразил я. – Я не сделал того, что Господь велел… но сделал то, что нужно. Господь знает, я действовал правильно, хоть и жестоко. Мы живем в суровом мире, Михаил! А ты ждал увидеть арфу в моих руках?

Сияние вокруг него медленно угасало, как вечерний свет уходит при наступлении ночи. Я видел в его больших чистых глазах полнейшее непонимание.

– Ладно, – произнес он, – Господь ничего не сказал. Ни-че-го. Ни хорошего, ни плохого. Так что твое возвращение не значит прощения. Я буду наблюдать за тобой лично!

– Польщен, – сказал я сухо. – В туалет за мной ходить будешь всегда или через раз?

Он скорбно вздохнул и начал медленно подниматься в небо, так и не вернувшись в столб первозданного света.

Руки мои трясутся, словно всю ночь курей крал, я похлопал арбогастра по шее.

– В Альтенбаумбург!

Адский Пес, уже превратившись в веселого дурашливого Бобика, ринулся вперед огромными прыжками.

Сердце мое, разогревшись, стучит сильно и мощно. Утреннее солнце поднялось над краем земли, золотой луч, как стремительный ручеек, побежал мне под ноги.

И только от седельного мешка почему-то тянет смертельным холодом.