Людмила Астахова - Волчьи игры

В самое первое мгновение Джэйффу померещилась Грэйн. Русые косы женщины, уложенные в сложную высокую прическу, открывали взгляду крепкую, но стройную шею, и в ее изящном повороте было что-то до боли узнаваемое. Опять же, розовое ушко, не отягощенное сережками. Только у светлокожих северян-ролфи бывает такой перламутровый оттенок кожи, который при малейшем волнении розовеет. А еще от женщины исходила чувственная волна интереса.

Но — нет! Не Грэйн, хоть и похожа, очень похожа. Элир ответил дружелюбным взглядом. А что такого? Если уж ролфи могли возлюбить шуриа, то и он возлюбил, одну из них — очень сильно, остальных просто за то, что они сородичи эрны Кэдвен.

Женщина ответила ласковой улыбкой, тут же сменившейся маской удивления-узнавания, а затем…

«Ты — такой красавчик, шуриа! Прямо так бы и съела. Но ты — шуриа, и от тебя у меня могут быть дети змеиной крови. Зачем мне это горе? Зачем им это нужно?»

Конечно же, она не сказала вслух ничего подобного, и даже не подумала, но Джэйфф столько раз видел на лицах ролфийских женщин это выражение, что узнавал сразу. В том числе и в глазах Грэйн. Там, среди буйной зелени страсти, всегда таилась змея древнего, как Проклятье, страха. Шуриа редко обманываются в любви, их меньше всего мучают вечные сомнения «любит — не любит». Грэйн Кэдвен любила Джэйффа Элира, но наследников для своих земель родила от хелаэная. Так и должно быть, землей Морайг должны владеть ее родные дети. Хозяином Кэдвена и трех кривых яблонь будет по праву Сэйвард — зеленоглазый морской волчонок, точно так же как однажды в кресло главы рода, что стоит в гостиной «Лалджеты», по праву сядет Шэррар Ияри — шуриа. Все — правильно. Или нет?

Элайн эрн Дагэйн леди Конри

«Ну, по крайней мере рогов у него нет, — с облегчением, в котором нашлось бы не так уж много сарказма, подумала Элайн, стараясь не слишком глазеть на первого в ее жизни северянина. — И торчащих из пасти клыков тоже не видно. Уже хорошо. Если бы еще не этот запах…»

Вообще-то леди Конри весьма одобрительно относилась к мужским духам. Гораздо приятней иметь дело с человеком, который благоухает кедром, имбирем, сандалом и… м-м… пожалуй, корицей, чем обонять насыщенное сочетание козла, чеснока, жевательного табака, дурного пива и несвежих носков. Нет, духи у господина, представившегося Фэлтсом, замечательные, вот только вылил он на себя, похоже, целый флакон, а то и два. Для чуткого ролфийского носа Элайн это была настоящая пытка. Впрочем, неписаные правила поведения, приличествующие даме ее статуса, не позволяли леди Конри выразить свое недовольство даже намеком… до тех пор, пока ароматный визави ей нужен.

Но, если на мгновение забыть о странной тяге к ядреному мужскому парфюму, ничего такого выдающегося во внешности господина, называвшего себя Фэлтсом, не нашлось бы даже под лупой. Человек как человек: среднего для мужчины роста, чуть сутулящий широкие плечи, с легкой рыжинкой в темно-русой шевелюре и густых пышных усах, которые нипочем бы не выросли ни у одного чистокровного ролфи.

Он выглядел не более странным или необычным, чем любой из обитателей Индары. Обычный полукровка, каких на улицах столицы Эббо — большинство. Правда, одно отличие все-таки было… Если дети Лун и потомки смешанной крови, достигая зрелости, таковыми и оставались и, прожив тридцать веков, выглядели на тридцать лет, то здесь… Он не кажется мужчиной тридцати пяти или сорока лет, он такой и есть.

«Ни в коем случае нельзя об этом забывать, — поневоле Элайн поежилась. — И не удивляться, если какие-то суждения покажутся мне вдруг незрелыми».

— Госпожа… — Пришелец из неведомых северных земель вежливо склонился, однако — вот, вот еще одно отличие! — руки Элайн целовать явно не собирался.

— Вы искали встречи со мною, — кивнув в знак приветствия, ролфийка сразу перешла к делу. — Итак, вам удалось проникнуть в Индару и притвориться одним из нас. Это говорит о том, что, помимо опыта, у вас есть еще и некие возможности. Это впечатляет. Однако назовите мне хоть одну причину, по которой я не донесу на вас первому же полицейскому патрулю. Имейте в виду, в отношении вас все народы этого материка поразительно единодушны.

— Причины… — Казалось, что говорить на гремучей смеси ново-диллайнского и ролфийского, имеющей хождение на всей территории бывшей Империи Синтаф, северянину не составляет никакого труда. Будто это его родной язык. Никакого акцента и заминок, какие проскальзывают в речи человека, мыслящего на одном языке, а говорящего — на другом, ролфи тоже не заметила. — Ну, к примеру: вам бы не хотелось, чтобы о ваших связях с шурианским подпольем узнали на Архипелаге, не так ли, госпожа Конри? Или — вам, несомненно, будет к лицу ролфийский княжеский венец. Какую из этих причин вы предпочтете, решать вам.

Элайн поджала губы, отчаянно сожалея о том, что в ненастный ноябрьский день глупо разгуливать по улицам с веером. Изящная дамская вещица весьма пригождалась леди Конри: унять раздражение или, скажем, знак подать. Но веер она не взяла, а для того чтобы хрустеть костяшками пальцев, жена лорда-секретаря была слишком хорошо воспитана — и недостаточно зла.

— Вы неплохо осведомлены для северного «варвара», — усмехнулась она. — Но мои связи с кем бы то ни было — это мое дело, и я совершенно не представляю, чем мы с вами можем быть друг другу полезны. Это если говорить о короне. А если рассуждать об огласке моих знакомств, то учтите — мои люди держат вас на прицеле.

Светло-карие, почти по-диллайнски желтые глаза северянина блеснули.

— Но никому из ваших людей, конечно же, вы не рассказали, с кем именно решили встретиться. А потому, госпожа, не перейти ли нам от угроз к предложениям?

— Хм, — Элайн прищурилась. — Рановато, пожалуй. И что может предложить мне, дочери Морайг, создание, которое в лучшем случае считает нас всех какими-то чудовищами?

— Это мнение… сильно преувеличено, госпожа, — с неожиданной грустью сказал северянин. — Я знаю, что дети Лун полагают, будто мы, жители Севера, дикари и непонятные вам звери, чуть ли не ходячие мертвецы — доводилось мне слышать и такое! Но вот вы стоите рядом со мной, и неужели вы не верите своим глазам? Разве я похож на полуразложившийся труп?

Ролфийка пожала плечами, не отрицая, но и не соглашаясь.

— Наше единственное трагическое отличие от лунных народов, госпожа, — это краткий срок нашей жизни. Но поверьте, это наша беда, но не вина.

— Неужели? — Леди Конри выгнула одну бровь, не скрывая насмешливого недоверия. — Позвольте, я сэкономлю нам обоим время. Сейчас вы расскажете мне о скудных землях, суровом климате и тяжкой жизни на северном континенте и начнете заверять в своем совершеннейшем миролюбии. И наверняка обмолвитесь о желании «войти в семью народов» и смыть с образа северян грязь нелепых предрассудков и домыслов. Так?