Ник Перумов - Алмазный меч, деревянный меч (Том 1)

Слабые стоны двух подмятых толпой, избитых и изувеченных женщин стали совершенно неразличимы.

Тепло, покой и домашний уют. Что еще надо уставшему от странствий воину Серой Лиги, в последний миг выскользнувшему из-под магического удара?

Фесс повернулся на бок и поморщился — левое плечо еще давало о себе знать. Тетушка Аглая, при полной поддержке закадычной своей подружки Клары Хюммель, обрушила на него прямо-таки целые водопады родственной заботы. Весь дом ходил на цыпочках, домовые осмеливались переговариваться только шепотом, дворовые тролли кололи дрова и дробили уголь под прикрытием заклятия неслышимости, ведьмочкам-горничным было строго-настрого ведено ходить в закрытых темных блузах и самых длинных юбках, какие только возможны, дабы не смущать молодого человека, только-только начавшего оправляться от страшных ран, и не вызывать у него никаких мыслей, оному выздоровлению мешающих.

Зато служивший у тетушки уже лет сто эльф-кулинар Хрондальф получил неограниченные возможности реализовать все свои планы и сотворить наконец деликатесы, для которых у тетушки вечно не находилось нужных ингредиентов, типа печени Царь-рыбы или гребешков птицы Сив. Помогла Клара Хюммель, за гребешками ей пришлось совершить настоящее путешествие, вернулась она «с парой свежих дырок в боку», как выразилась волшебница, но зато феноменальный суп для раненого Хрондальф создал.

Разумеется, боевой маг не была бы боевым магом, если бы не воспользовалась моментом и не поспешила представить пару-тройку наиболее «перспективных», опять же по ее выражению, своих двоюродных и троюродных племянниц.

Говорят, время в Долине течет по-иному, чем в обычных мирах. Фесс провалялся в постели целую неделю — в то время, как в Мельине прошло самое большее несколько часов. Были места, где дело обстояло наоборот — час Долины оборачивался там сутками, неделями, а то и месяцами.

К полному отчаянию тетушки, неудовольствию Клары и разочарованно поджатым губкам Клариных племянниц, Фесс, быстро поправившись физически, оставался очень плох «как духовно, так и душевно», по заявлению срочно приглашенного вторично Динтры, знаменитого мага-целителя. Большую часть дня больной лежал, отвернувшись к стене, ел вяло, лишь уступая мольбам несчастной тетушки Аглаи.

Что стало с Императором? Что стало с Лигой, которой он, Фесс, присягнул на верность? Яснее ясного, началась свара с Радугой. Семицветье не прощает оскорблений. И сделает все, чтобы отомстить.

А он валяется здесь, пестует заживающую руку и ничего, ничего, ничего не делает для того, чтобы помочь своим.

«Своим? Ты сказал „своим“, рожденный в Долине?

Своим. Именно что своим».

— Та-ак, — Клара Хюммель вошла, как всегда, без стука, распахнув дверь пинком ноги в высоком черном ботфорте. — Может, ты все-таки объяснишь мне, что это за хандра? Ты мне не нравишься, мальчик, очень не нравишься. И почему ты был так невнимателен к Фро…

— Твоя Фромма — жеманная дурочка, — проворчали из-под натянутого до самого носа одеяла. — «Ах, Кэр, неужели вы сами размахивали там этой ужасной железкой, именуемой меч? Как это, наверное, страшно!..» И потом у нее вьются волосы. Терпеть не могу кудрявых.

— Не заговаривай мне зубы, мальчик. — Клара подтянула табурет, уселась, закинула ногу на ногу, выудила из кармана кожаный кисет с небольшой черной трубочкой и неторопливо принялась ее набивать. — Я знаю тебя с пеленок. Я тебя обмывала и укачивала…

— Ну и что? — одеяло упрямо не желало откидываться. — Я слышал об этом уже раз двести, Клара.

— А раз слышал, — игнорируя насмешку, напирала волшебница, — то должен понять, ты мне небезразличен, шалопай. И я терпеть не могу, когда ты изводишь Алю. Она ночей не спит…

— Будто кто не дает, — буркнул Фесс.

— Ты! Ты же и не даешь! Думаешь, я не вижу, что с тобой творится? Спишь и видишь вновь оказаться в своем разлюбезном Мельине, так?

— Допустим, — донеслось из-под одеяла. — Кажется, я уже достаточно взрослый, чтобы принимать решения…

— Нет уж, мой дорогой, — непреклонным голосом объявила Клара. — Раз уж ты здесь — изволь слушаться. А не то подвешу в паутине лет эдак на сто. Подумай сам, кто ты и кто они, эти твои Серые? Банда наемных убийц, насколько я помню, давненько уже не бывала в Мельине. Что у тебя с ними общего? Только не говори про честь. Честь наша — здесь, в Долине. Раз уж так распорядился Фатум… Пусть мельинская заварушка раскручивается без тебя. Мы и так потеряли слишком много молодых магов в последнее время. — Клара угрюмо отвернулась. — Не хватало еще потерять и тебя! Нужно возвращаться в Академию, Кэрли. Из тебя выйдет отличный боевой маг. Если хочешь, поработаем на первых порах в паре, а то, я смотрю, у тебя и впрямь несколько гипертрофированные представления о чести…

— Клара! — Фесс откинул наконец одеяло.

— Заживает неплохо, — невозмутимо отметила волшебница. — Но медленнее, чем должно в твои годы. Лежать еще самое меньшее неделю. Чешется сильно?

— Угу.

— Скажи Динтре спасибо. Новые мышцы растут еще лучше прежних! Ну, так ты даешь мне слово? Слово мага Долины?

— К-какое такое слово?

— Не прикидывайся дурачком, — Клара деловито выпустила несколько голубых колечек дыма. — Дай мне слово, что никуда не уйдешь из Алиного дома, пока не поправишься. Еще неделя. Обещаешь мне? И учти, Кэр, если ты сейчас сбежишь… так и знай, лучше бы тебе сюда потом и не возвращаться. Точно в паутину упеку.

Она вышла, не попрощавшись. Верный знак, что к предостережению следует отнестись со всей серьезностью. Клара принадлежала к пятерке самых мощных магов Долины, серьезно уступая разве что самому Архимагу Игнациусу.

Не в силах лежать, Фесс вскочил на ноги. «Проклятье! Там, в Мельине… там льется сейчас кровь всех, оставшихся верными Императору, маги наверняка уже оправились от первого шока и планомерно начинают сжимать кольцо. Гибнут один за другим, закрывая Императора собственными телами, Вольные. Сдвинув щиты, смыкая строй над погибшими, до последнего отбиваются легионеры. Только все это напрасно, молнии рвут строй, под ногами воинов разверзаются провалы, волны пламени идут в наступление… Как могут простые смертные противостоять Радуге?

А он, почти что настоящий маг (только без академической грамоты), валяется здесь, изображая для тетушки, которой не о ком заботиться, беспомощного тяжелобольного. Стыд и позор!»

Он бесшумно выскользнул из комнаты. По залитой солнцем лестнице скользнул вверх. На втором этаже, где после смерти отца располагался теперь его кабинет, прижал ладонь к стенной панели мореного дуба, одними губами прошептав пароль.