Флетчер Прэтт - Колодец Единорога

Он выпустил ее и отшатнулся, шепча едва слышно:

— Ты… не любишь… ты не желаешь меня? Аргира, единственная моя!..

На улице фальшиво протрубил рог, кто-то — судя по голосам, вольные рыбаки — лупил в сковородки, выкрикивая бесстыжие свадебные напутствия своей родины. Принцесса Аргира взглянула ему прямо в глаза:

— Государь Эйрар, я твоя жена и принадлежу тебе по праву. Ты волен развязать мой девичий пояс и поступить со мной, как тебе вздумается. Но любить… Я уже говорила тебе когда-то: Семь Сил стоят между нами. Я — дочь Колодца… а ты в эту ночь, для любой женщины самую драгоценную, приходишь ко мне, осквернив себя магией — магией нечистой и смертоносной! Что же я могу тебе подарить?..

На миг его объяло желание стиснуть ее в объятиях, стиснуть грубо и властно. Он даже оглянулся на приготовленную постель… Но только на миг.

С улицы вновь донеслись веселые непристойности, но Эйрар ответил на них криком, полным ярости и отчаяния:

— Я покончу с ним!.. Покончу!..

Схватил меч и как безумный ринулся в двери, а потом — по лестнице вниз.

38. Белоречье. Брачная ночь

— Ах, юноша… — сказал Мелибоэ. — А ведь другой на твоем месте еще и благодарил бы меня за то, что я избавил мир от худшего твоего врага. Ума не приложу — и с какой это стати случайные обстоятельства рождения налагают на людей столь крепкие узы, что они уже и не вольны выбирать друзей, которых следует держаться?.. Пойми, юноша, от этого зависело твое будущее, и не только твое — многих и многих. Старика невозможно было обратить в нашу веру. Тут мы сошлись, я и твой рыцарь-советник, большой, между прочим, негодяй в некоторых отношениях…

Сбитый с толку, Эйрар только и нашелся сказать:

— Негодяй? Рыцарь Ладомир?..

— Он самый — господин Ладомир Ладомирсон. Ну да, он доверху полон красноречия и высоких стремлений, с этим я соглашусь. Мне приходилось видеть подобных ему: Валька Неразумного, например. Цель Валька — соединить два народа — столь высока, что средства становятся безразличны. Вроде того, как если бы он учил своих детей плавать и не слишком печалился, начни они при этом тонуть…

Эйрар не стал спорить с ним. Он сказал:

— Насчет Валька не знаю, а вот тебя нынче точно интересовала цель, но никак уж не средства. Кроме того, ты пытаешься направлять судьбы других людей — а ведь ты, помнится, сам говорил мне когда-то, что никому из смертных не стоит этого делать. И еще я знаю: ты одним ударом убил моего отца и мою любовь. Ты не имеешь права жить в свободной Дейларне. И ты не будешь в ней жить.

Мелибоэ пожал плечами:

— Нынче ты не потерял ничего такого, чего тебе не случалось бы уже утрачивать в прошлом… так что с философской точки зрения ты, конечно, неправ. А высоких целей у меня нет вовсе, кроме одной — наблюдать за судьбами мира. И мне вовсе нет нужды подавать кому-то советы… Поступай, словом, как знаешь… а мне не привыкать к доле изгнанника. Я слышал, Дзик — красивая страна, да и народ там не столь щепетилен… Не даст ли ваша светлость мне корабля, чтобы я мог уехать?

Так кончилась эта встреча — еще одна встреча, завершившаяся разрывом. А утром с севера впервые пришли вразумительные новости: привез их гонец, скакавший без отдыха несколько дней. По его словам, Вальк медленно двигался к югу, везя множество боевых машин и собираясь брать Наарос. Шел всего с тремя терциями: для большего числа невозможно было добыть съестные припасы. Легкой кавалерии при нем также было мало, конница в основном осталась охранять дороги из обеих Ласий, потому что рудокопы Короша и горцы Корсора действовали весьма решительно, и даже по большаку едва удавалось подвозить припасы из Бриеллы. А подвозить приходилось — Норби был до костей обглодан зимней войной, да и из-за моря ничего не поступало.

Кто призвал Корсор к восстанию? — неважно, кто; Вальк сидел в Ставорне, и первейшей заботой военного герцога Эйрара теперь было как можно скорее выдвинуться вперед, чтобы ухватить-таки бриельскую крапиву посреди Белоречья — и выдернуть с корнем. В ту же ночь он стремительно ускакал из Наароса, взяв с собой конников-хестингарцев и латников из Каррены. Рогею с лучниками и легкой пехотой ведено было поспешать следом, а за ними и Микалегону — так скоро, как только смогут его секироносцы. Плейандер и Эвименес пока оставались в Нааросе — принимать и направлять запоздалое пополнение и ту помощь, которую вышлет Двенадцатиградье. Скороходы мчались в Хестингу — предупредить, чтобы конница шла через Драконов Хребет мимо Графской Подушки и не особенно таилась в пути. Если она подоспеет вовремя — хорошо; если нет — графу Вальку все же придется отрядить часть войск для застав по восточным дорогам, и уж хестингарцы не дадут спокойно спать никому, а в особенности стражам обозов.

Аргира вышла поцеловать Эйрара на прощание, когда он садился в седло. Он не стал ей рассказывать об изгнании чародея: «Завоевывать таким способом ее сердце? — покорно благодарю…» — и оттого ее губы в прощальном поцелуе были все так же неподвижны и холодны.

Зеленый наряд деревьев казался еще по-весеннему свежим. Эйрар ехал на север той же самой дорогой, по которой он шел когда-то в Наарос, беседуя со славным лучником-валькингом — как его звали?.. Вспомнить не удалось. Но там, где от дороги отделялась тропа, ведшая к хижине колдуна, деревья были черны и безжизненны, и вид их резанул сердце Эйрара куда больше, нежели вид самого Трангстеда, мимо которого также пролег его путь. Ибо хижина Мелибоэ была разрушена до основания — мертвая, заброшенная руина, — а Трангстед, который они миновали на следующее утро, был совершенно цел и… совсем незнаком. Заборы, отделявшие его когда-то от хутора сыновей Виклида, расположенного южнее, и от имения Сумарбо, лежавшего севернее, были снесены подчистую: три владения слились в одно большое поместье, которое при валькингах обрабатывали рабы. Сам дом был перекрашен в другой цвет. И — ни души вокруг…

К ночи воины разбили лагерь на обращенных к Белоречью склонах Вастманстедского нагорья. Эйрару, как вождю, подыскали дом для ночлега, но он туда не пошел, хотя накрапывал дождик. Еще через сутки они заночевали в деревушке под названием Коббинг. Здесь всем хватило места под крышей — в домах на полу, на худой конец, по сараям. Сердобольные воины привели Эйрару смазливую салмонесскую девку в корсете с оборванными шнурками. Эйрар от нее отказался, и девушка досталась Альсандеру, благо карренец был полностью лишен подобного благородства.

За Коббингом начинается чисто белореченская местность, хоть и принято считать, что это все еще земля Вастманстеда. Кабанья Спина, синеющая на востоке, обрывается, но за ней уже громоздятся скалистые кряжи Драконова Хребта. А на западе вздымаются чуть более пологие, но почти столь же величественные склоны Щитовых Холмов, за которыми лежат Шелланд и Скогаланг.