Раиса Сапожникова - Мой замок

– Сэр Роберт Фиц-Керн, удостоенный чести носить меч Робин Гуда! Признаешь ли ты, что поступил не по-рыцарски, вмешавшись в бой против сэра Роланда Ардена, даже не попытавшись разойтись миром, и позволив своим друзьям оскорбить невинную даму?

– Да. Признаю, – гордое лицо Роберта покраснело, зубы его сжались, глаза уставились вниз. Но он все же заставил себя добавить:

– Я признаю себя виновным. Я, рыцарь, позволил оскорбить даму в моем присутствии, а потом сам напал на ее защитника. Я сожалею об этом. Это произошло случайно и больше не повторится. Я приношу леди Хайдегерд Арден свои извинения и прошу сэра Роланда Ардена также простить меня... или скрестить со мной мечи, если таково будет его желание. Согласно рыцарскому обычаю, если в поединке я получу рану, наши счеты будут сведены и оскорбление смыто кровью.

– Этого еще только не хватало! – нарочито свел брови граф. – Роланд ранен, да и вообще, я поединков не одобряю. Извинения принимаются, да, дочка?

– Принимаются, – кивнула Хайди и, несмотря на серьезность дела, хихикнула. Она больше не обижалась. Роланд стал рыцарем, все у нее просили прощения, жизнь наладилась и опять все в порядке...

– Тогда высокому суду осталось лишь назначить наказание, – строго произнес лорд-судья. – Но высокий суд не станет этого делать. На этот раз. Потому что видит искреннее раскаяние всех подсудимых. Даже высокородной графини Хантингтон, которую никто ни в чем не винил.

А ведь она тоже виновата. В том, что забыла свою молодость, забыла, что весной девушки гуляют в лесу с любимыми, что юноши мечтают вести их под венец, что есть на свете еще кое-что, кроме зла и борьбы с ним... И меченосец Надир ибн Таруман виноват. Я уж не говорю о том, что он присягнул когда-то в юности именно мне и торжественно обещал защищать каждого члена моей семьи, не щадя собственной жизни. Не правда ли, друг мой? Ты хорошо помнишь меня? Ты не знал, что это моя дочь, я понимаю. Но ведь ты – рыцарь самого высокого рода! Любую молодую девицу ты должен был защитить от опасности и бесчестия. А ты вступил в бой только тогда, когда пришлось защищать товарищей. Достойно ли это твоего рода, Надир? Не отвечай, не надо...

Я лучше всех знаю, что в жизни бывает всякое. Но человек не имеет права искать оправдания для дурных поступков, дамы и господа!

– Высокий суд просит сэра Родерика Ардена высказать свое мнение.

Справедлив ли высокий суд, признавая подсудимых виновными, но не назначив им никакого наказания?

– Да, отец, – совершенно серьезно кивнул ему Родерик с другого конца стола, – высокий суд совершенно справедлив. Потому что цель суда не в наказании, а в том, чтобы преступление не повторилось. Если бы вы назначили им какое-то наказание, я бы их помиловал. Они этого заслуживают.

– В таком случае, суд закончил свою работу, дамы и господа. Можете быть свободны.

Обедали в этот день не хуже, чем в предыдущий. Может быть, даже еще лучше. Опять дамы были разряжены в пух и прах, а рыцари надели самые яркие туники. Ярче всех сиял, разумеется, Роланд Арден, для которого донна Эвлалия в свое время лично выбирала ткани, под внимательным надзором самой графини, кроила и сшивала, а потом украшала праздничный наряд серебряными узорами. Но и остальные гвардейцы выглядели так, что хоть сейчас под венец. Праздновали все сразу: счастливое окончание суда, рыцарские шпоры Роланда, возвращение Надира и вообще – весну и любовь...

Оттаивала, глядя на своего друга Надира, рыжеволосая Марианна. Кто знает, что он рассказывал ей о своей юности? Может, тоже сочинял сказки о прекрасной принцессе... которая его забыла, став женой сарацинского императора. А она, оказывается, все помнит... Благословен Аллах, посылающий людям любовь!

Веселел, попивая доброе вино, Вильям Кеттл. Он даже порадовал благородное общество музыкальным номером, ибо в оружейной нашелся-таки хороший барабан, и Вилл, немного поупражняв подзабывшие навык пальцы и прислушавшись к тону инструмента, начал выбивать свое трам-та-ра-рам! трам-та-ра-рам! так виртуозно, что даже если кто раньше и сомневался в личном внимании покойного Йорка к маленькому солдату, то эти сомнения исчезли. Теперь все были готовы поверить даже в рассказы великана Илла о его далекой стране... Тра-та-та-та, тра-та-та-та, тра-та-та-та-та-та-та-та-та-та!

А старый Маленький Джон просто сидел и радовался. Много ли надо человеку? Чтобы его уважали. Чтобы кормили и поили. Чтобы молодежь смотрела с почтением, а ровесники – с дружеским участием.

Он хорошо делал свое дело, кого мог – спасал, а кого не мог... Что же, не все в силах человеческих. Не надо брать на себя слишком много, и мужицкая спина лопнет, если пережать...

Фиц-Керн сидел молча, поглаживая возвращенный ему клинок. Его рукоять холодила пальцы, тревожила, не давала покоя. Меч Робин Гуда требовал от него... Чего? Немедленного боя со всем злом на земле? Смерть герцогу Саймнелу, барону Вирнесдейлу, шерифу Ноттингема и всем прочим врагам народа?..

...Почему эти люди так странно смотрели на него, слушая рассказ о рыцарской мести и уничтожении Крейнстоуна? А ведь и в самом деле – жаль старого дома... Он ведь не только предателю служил, а целому роду до него. И крестьяне там приют находили, если что... А теперь нет замка Крейнстоун. Одни развалины.

– Знаешь, дорогая, я этого от него не ожидал, – признался сэр Конрад жене вечером. – Знал, что сердце у него настоящее, но что он сможет так все понять, и, главное, высказать... А ведь еще вчера смущался и краснел, наказания ожидал, глаза поднять и то не сразу решался! Что это вступило в него, а?

– Любовь, милый. Самая обыкновенная любовь. Она делает чудеса... когда есть из чего, конечно.

– Ну да! – лукаво усомнился он. – Так уж и любовь. Разве мало мы с тобой ее видели? А таких чудес – одно-два за всю жизнь.

– Но когда они все-таки случаются, чувствуешь, что жизнь хороша.

На рассвете Фиц-Керн и его друзья уходили из Арден-холла. Их не провожали. Только Торин вышел открыть им калитку, да Роланд Арден, не в силах спать от переполнявших его чувств, оказался во дворе в то самое время, когда гости покидали замок.

Опустился подъемный мост. Один за другим в утренней дымке растворились Маленький Джон, Вилл Кеттл, Надир ибн Таруман и леди Марианна, бывшая графиня Хантингтон.

Сам Фиц-Керн уходил последним. За его спиной, в специальных, очень удобных ножнах, сшитых замковым шорником по указаниям мастеров меча, покачивался в такт шагу священный меч с гербом-деревом, может быть, самым древним из гербов Англии.

Роланд завистливо поглядел вслед. Они уходят навстречу сражениям, приключениям, борьбе, мести... Кто знает, какие истории они расскажут потом, какие песни о них споют в будущем!.. Вот бы уйти с ними!