Анна Коростелева - Школа в Кармартене

— А, это вот Люций Тарквиний, — сообщил Мерлин так, как будто присутствующие не были с ним знакомы. — Я тут его, знаете… пока мы здесь с вами заседаем… словом, чтобы лишний раз не трепать ему нервы, отослал сражаться с чудовищем.

— Ну, сражаться — громко сказано, — спокойно заметил Змейк. — Одна небольшая инъекция и сражение — это все-таки разные вещи.

Финтан, кряхтя, тяжело встал с лавки, подошел к Змейку и молчаливо выполнил какой-то очень древний жест, по-видимому, извинения. Змейк этот жест, по-видимому, принял, во всяком случае, выполнил какой-то ответный жест, который вполне удовлетворил Финтана.

Мэлдун порывисто поднялся с места, за ним Морган, Орбилий и другие, и все окружили Змейка.

— А я-то думал, чего все так на Тарквиния косятся? Представляете, я-то сам ни о чем понятия не имел. Ну и история!.. Спросили бы у меня, я бы давно вам сказал, что он ни в чем не виноват, — раздался веселый голос Диона Хризостома.

Курои пошевелил ногой голову чудовища.

— Кстати, вынужден напомнить, коллеги, — донесся из толпы голос Змейка, — что, несмотря на то, что лично я, как было остроумнейше подмечено, в этом не виноват, над школой по-прежнему висит угроза закрытия.

— Заметьте, что, хотя общее отношение к Тарквинию изменилось, сам он не изменился нисколько, — с удовольствием сообщил Мерлин в дверях проспавшему весь педсовет Гвину-ап-Нудду.

В самый разгар четверга на пороге лаборатории, бывшей царством Змейка, возник немного выбитый из колеи великий чародей Курои и рассеянно открыл рот.

— Предупреждая ваш вопрос, дорогой коллега, — мягко среагировал Змейк, — в химической лаборатории никогда ничем НЕ ВОНЯЕТ.

— А, да, да, — спохватился Курои. — Я и забыл. Я, собственно, не только с этим вопросом…

— Минуту, — прервал его Змейк. — Горонви, сын Элери! Я сам не видел, но говорят, что у людей, которым из-за их небрежности оторвало руку или ногу взрывом, непосредственно после этого события почему-то всегда бывает очень удивленное лицо.

Горонви живо отставил колбу и стал смотреть тетрадь с записями.

— Да? — Змейк обернулся к Курои, сыну Дайре.

— Я тут… немного, возможно, погорячился, — сказал Курои громовым голосом. — Но я собираюсь извиниться так же громко, как и обвинял вас в разных пороках, Тарквиний.

— Так же громко не надо, — сказал Змейк. — Не стоит.

— А что все-таки за вещество так пахнет? — с изысканной вежливостью поинтересовался Курои.

— Тетрагидроксодиаквагексацианоферрат (III) бериллия, — сказал Змейк.

— Как вам удалось такое получить? — озадаченно буркнул Курои, понимая, что названо соединение достаточно незаурядное, точнее, что рядовое железо, будучи в своем уме, вряд ли могло столько всего к себе присоединить.

— Это я уговорил железо… по личной дружбе, — объяснил Змейк. — Простая любезность с его стороны.

— Честно говоря, ваши методы всегда вызывали у меня уважение.

— Честно говоря… собственно, я никогда этого и не скрывал, но просто как-то к слову не пришлось… ваши у меня тоже.

Мерлин в некотором недоумении рассматривал лондонскую бумагу, вертел ее так и сяк, но, как ни крути, получалось, что от него требовали школу закрыть.

Вскоре после появления этой недвусмысленной бумаги к Мерлину наведался советник Эванс. Он, испытывая крайнюю неловкость, намекнул директору, что, хотя сам-то он всей душой на их стороне, но как официальное лицо он просто вынужден задать вопрос: когда они освободят здание? Сам бы он ни в коем случае не спешил выселять их из этого здания, но дело в том, что его как главу городского совета торопят с ответом на очень сложный, скользкий и в какой-то мере даже чешуйчатый вопрос: что именно он намерен устроить в этом здании? Мерлин понимал беспокойство Эванса. Но ему было не до городских проблем. Одно он знал твердо: нельзя ничего говорить студентам, особенно младшим. Видимо, именно поэтому он собрал первый курс и довольно громко поведал им о происходящем.

— Но… ведь вы говорили…, — растерялись девочки.

— Ведь вы сами говорили, — поддержал их Фингалл, — что закрыть школу у них пороху не хватит!..

— А кто думает, что учителю надо лизать ботинки и все, что он сказал, считать святой непреложной истиной, тот сильно ошибается, — с досадой проговорил Мерлин. — Это вообще ущербная очень позиция, — пояснил он. — Так вот, я к чему веду: вы готовы со своим спектаклем?

— Да, — твердо ответил Ллевелис.

— Чудно. Где вы собирались этот спектакль играть?

— Н-ну… там же, где репетировали, на школьной сцене.

— Черта лысого вы будете играть его на школьной сцене! Вы сыграете его под открытым небом, в городе, прямо на главной площади Кармартена!..

— Но… там нет занавеса! — ляпнул Ллевелис первое, что ему пришло в голову.

— Будет, — потирая лоб, ответил Мерлин.

— Но почему?..

— Потому что это наш последний шанс сказать вслух все то, что мы хотим сказать людям! — резюмировал Мерлин. — Потому что если мы уйдем, то мы уйдем с треском!..

Многие преподаватели толпились группками на западной галерее в ожидании конца перемены. Ллевелис всматривался в лицо Мак Кархи. Поймав его взгляд, Мак Кархи ответил улыбкой, по которой Ллевелис, если бы не знал, что все плохо, мог бы подумать, что все хорошо. Вообще преподаватели держались безупречно: как если бы никто из них и слыхом не слыхивал о том, что школа должна быть закрыта. Их теплые беседы между собой, — в том случае, если их могли слышать студенты, — носили лирический оттенок.

— До того, как поступить сюда, — светски заметил Мак Кархи, — я отучился девять лет в колледже у иезуитов. Там у нас тому, кто сбивался при ответе, полагалось десять ударов словарем Дю Канжа по пальцам, а в обычной национальной школе так просто колотили веслом.

— В монастырской школе, где я заканчивал свое образование, — отозвался профессор Мэлдун, — провести в наказание ночь на дереве вместо кельи было самым обычным делом. «Посиди в дупле и подумай о своем поведении», — так нам говорили.

— Когда я учился и прислуживал при храме Немезиды, — пожал плечами Змейк, — у нас неуспевающих учеников приносили в жертву. Не торжественно, конечно: просто бросали львам.

— При храме Немезиды? — воззрился на него Курои. — Да ведь это же лучшая элитная школа! Вы там учились? Невероятно!..

— Но Тарквиний же из очень хорошей семьи! — напомнил Финтан.

— О, я не сомневаюсь, — сказал Курои с уважением.

В это время подошел как раз преподаватель-медик шумерского происхождения со старших курсов, имя которого, хотя и не все его помнили, было как-то связано с солнцем.