Николай Ярославцев - Вождь из сумерек.

Прошло не больше часа и на поле осталось только двое. По их движениям, потому, как копья экономно, но мощно в их руках то останавливали атаку противника, то наносили удар, было нетрудно догадаться, что встретились многоопытные бойцы.

У обоих давно были уже искорежены, искалечены, изуродованы нагрудные и наплечные пластины могучими ударами. И шишаки давно утратили первоначальную гордую форму. Но сдаваться никто из них не хотел. Дрались молча и остервенело, давно забыв о том, что бой идет на тупых копьях. Молчали, затаив дыхание, и зрители.

— Толяна бы сюда, елы — палы! — Долетел до Стаса, полный сожаления, голос стоящего неподвижно за его спиной Веселина. — Он бы показал им что такое настоящий копейный бой. А на этот махач и смотреть противно.

Стас не мог не согласиться с парнем.

Бой и в самом деле не отличался разнообразием атак и ударов, красотой замысла и хоть каким то подобием тактического рисунка.

Но все когда то кончается. Тупой конец копья шарахнул прямо в личину. На усы и бороду хлынула кровь.

Пересмысл поднял руку, останавливая бой.

— Подойди, витязь…Открой лицо и назови свое имя, чтобы люди смогли узнать победителя.

Победитель подошел к помосту, остановился в двух шагах и с трудом сдерживая дыхание, произнес.

— Позволь, конязь Пересмысл, не снимать личины. Я еще хочу побиться на мечах, если вождь Станислав и конязь Зорень не будут против.

Личина изменила голос поединщика. Сделала его глуховатым и сиплым, но что-то знакомое послышалось Стасу сквозь хрипы и прерывистое дыхание.

— Сцена из средневековых романов. Рыцарь без имени. — Пробормотал он. И уже громче добавил так, чтобы слышали все. — Доброму бойцу и добрый конь! Я думаю конязь Зорень возражать не станет. Позволим, Зорень?

Зорень помедлил с ответом.

— По правилам каждый может биться только один раз, но если конязья согласны…

И Пересмысл величественно наклонил голову.

— Можешь попробовать свой меч, витязь!

Зрительские «трибуны» взорвались от крика.

Чего больше было в этих криках одобрения или возмущения нарушением правил, разобрать было не возможно. Но одно было ясно, все симпатии и антипатии зрителей принадлежат только этому бойцу.

Между тем вои Войтика вынесли с поля боя раненых, убрали брошенные и потерянные щиты, сломанные копья, потерянные шлемы.

И в поле вышли мечники.

Того времени, пока поле приводили в порядок, вряд ли хватило победителю копейного боя, чтобы восстановить свои силы после сражения, но он, не раздумывая, шагнул вперед и начал молниеносную атаку.

Стас внимательно следил за его действиями и время от времени кивал головой.

Нескольких ударов меча хватило неизвестному бойцу для того, чтобы обезоружить первого противника. Стремительная атака и повержен еще один. И не переводя дыхания новая атака. Его длинный меч разил без пощады.

— Крепкий рубака! — Одобрительно кивнул головой Стас и повернулся к Зореню. — Понимает, что затянувшийся бой для него сейчас равен поражению. Похоже, я знаю этого бойца, брат.

— Откуда? Ты же сам запретил нашим участвовать в потехе.

— А ты присмотрись повнимательнее…

Зорень прищурил глаза, следуя совету побратима.

— Бой, как бой.

— Ну, нет! — Не согласился Стас. — Смотри. Начало атаки…Косой удар под колено и сразу по кругу вверх, с обманом в шею. Если бы дрались заточенными мечами вряд ли спасла и кольчужная бармица. Валятся бы этой голове на земле под ногами. А так полежит с недельку на лавке и оклемается. Узнал?

Зорень отрицательно помотал головой.

— Десяток отработанных до совершенства приемов и несколько фирменных ударов. Это Серд. Посмотри, как он проводит меч, меняя направление атаки. Еле заметное движение кистью и меч бьет под ребра.

— Не может быть! Чтобы Серд с его норовом…

— Может, может! — Стоял на своем Стас. — Смотри… атака. Он не блокирует ее. Он бьет навстречу. Не каждая рука выдержит встречный удар такой силы. Рукоять отдает в кисть. Рука на мгновение немеет. А он бьет сверху, в плечо…

А витязь, как дикий, ослепший от ярости вепрь, вломился в самую гущу дерущихся. Раздает разящие удары налево и направо.

И Стас не выдержал.

— Воевода Серд! Ко мне!

Его зычный командирский голос перекрыл грохот сражения.

Поймал на себе, полный недоумения, взгляд Пересмысла, заметил не довольную гримасу на лице Горденя.

Веселин раскрыл рот и растерянно смотрел на поле.

Витязь, настигнутый командой, отбил нацеленный на него меч и, шатаясь, вышел из боя. Постоял в раздумье, уперев кончик меча в землю, и медленно, сутулясь, пошел к Стасу.

Стас, опрокинув свой стул, шагнул ему навстречу.

Остановился напротив, подумал и расстегнув подбородочный ремень, снял с головы шапку ерихонку, открыв всем красное, распаренное лицо.

— Не будем обижать ребят, воевода Серд. Оставь коня им. У меня в Волчке найдется для тебя конек и получше этих. — Тихо сказал он, глядя прямо в глаза воеводы.

Серд побледнел и медленно опустился перед ним на колени.

— Прими мой меч, вождь… Если он не нужен тебе, утопи в реке, зарой в землю, а если…

Серд говорил с трудом, мучительно подбирая непривычные для себя слова.

— Я принимаю твой меч, Серд. А взамен прими и ты меч, воевода. — И не оборачиваясь, распорядился. — Веселин, мой меч!

Бой сам собой прекратился. И бойцы, и зрители с изумлением следили за происходящим перед их глазами.

Веселин между тем вложил в руки вождя меч из козарской добычи с узорчатым клинком и рукоятью из рыбьего зуба. Золота и драгоценных каменьев на нем было поменьше, чем на мече, подаренном Зореню, но все равно стоил он целое состояние.

— Пусть этот меч в твоих руках верно служит роду и земле славов. — С этими словами он вложил меч в руки Серда, который, с плохо скрытым страхом, смотрел на бесценный дар. — И народу. И поднимись. Не гоже воеводе славов стоять на коленях.

Серд, не смотря на свой не малый вес, легко поднялся.

— Вождь, этот меч…

— Нашел достойные руки. — Прервал его Стас, догадавшись, что воеводу смутило множество золота и камней на оружии. — А на эти побрякушки плюнь. И пойдем отсюда. Зачем мешать ребятам? Пусть лошадка обретет хозяина.

Серд на деревянных ногах послушно зашагал за ним, все еще пребывая в растерянности.

Зорень, не забывший еще Соколень и суровый, непримиримый голос Стаса, которым он изгонял воеводу из рода, тоже был ошеломлен неожиданным развитием событий и с удивлением смотрел на него.

— Амнистия, Зорень. — Улыбнулся Стас. — Все течет, все изменяется.