Карина Демина - Невеста

— Мне нужно время...

...он поймет. Когда-то он сам просил меня о времени. О передышке.

— Много всего произошло и... продолжает происходить. Я не сбегу. Я просто хочу во всем разобраться.

Оден молчит. И глаза закрыл, не спит — думает, подбирает слова.

— Ты... — эта просьба дается ему тяжело. — Не могла бы не уходить ночью? Обещаю, что не трону тебя. В последнее время холодно очень. Осень, наверное.

— Конечно.

Осень и голод.

Еще туман, который возвращает ему кошмары. И просьба не нужна. Я сама осталась бы сегодня.

Побег. И огрызок луны, застрявший в паутине облаков. Многочисленные звезды глядятся в прорехи. Блеклое небо, которое наливается чернотой.

И тайный ход через кладовую.

Оден определенно не растерял былые навыки. В кладовой мы задерживаемся. И Оден легко снимает с притолоки кольцо колбасы, которое я засовываю в полотняную сумку. Туда же отправляется вяленый лещ, кругляш темного хлеба, свежий сыр и творог, полагаю, для меня.

— Этой ночью в деревне не спят, — шепотом делится Оден.

Прятаться в тенях легко, и я пускаю по траве ветряную дорожку, которая скользит вдоль ограды. И поместье охраняют, то охрана пойдет следом.

— Выкатывают бочки с молодым сидром, который из первых яблок ставили...

Мы выбираемся за ограду.

Еще не ночь, но уже и не вечер. А Оден тянет за собой, по невидимой тропе.

— И закладывают новые. Днем яблоки разбирают, рубят, давят сок. Это тяжелая работа, и людям нужен отдых. И ночью жгут костры, и пляски устраивают, и еще петушиные бои... там простое веселье, но мне когда-то нравилось.

Я чувствую, как он хмурится, верно, опасаясь, что и этот обычай, должно быть существовавший не одну сотню лет, изменился.

За лугом — лес. И речушка, через которую перекинут горбатый мостик. И я уже вижу рыжие пятна костров на черной шали поля, когда Оден останавливается. Резко.

Ветер тянет по реке. И Оден принюхивается, вдыхая глубоко сыроватый, пропитанный речной сыростью воздух.

— Что?

— Костры, — он разворачивается к лесу. — Костры есть, но...

Следующий порыв ветра заставляет его отпрянуть.

— Идем.

Оден сжимает мою руку так, что кости трещат. И к лесу бежит, а я едва поспеваю следом. Когда же, споткнувшись, падаю, Оден подымает рывком.

— Потерпи.

Терплю.

И он останавливается у массивного старого дуба.

— Забраться сможешь?

— Высоко?

— Как можно выше.

— Оден...

Он подсаживает меня и повторяет:

— Как можно выше. И сделай так, чтобы тебя не было видно.

— А ты?

— Я скоро вернусь.

Не верю.

— Эйо, стая. Чужая. Ее не должно быть. Здесь наша земля, понимаешь? И наши люди.

— Но...

— Я доберусь до поместья. И назад. Все будет хорошо. Пожалуйста, не спорь.

И все же Оден дождался, пока я заберусь на самый верх, туда, где в расколотой молнией вершине осталось орлиное гнездо. Старое, давным-давно брошенное, но для меня сойдет.

Он уходит.

А я жду.

Снова жду... и почти не верю, что Оден вернется. Лежу, впившись пальцами в твердую кору, и тяжелые дубовые листья шелестят без ветра, уговаривая потерпеть.

Терплю.

Пытаюсь верить, но веры у меня почти не осталось. И только безотчетный страх удерживает меня на дереве. В какой-то миг выглядывает луна, и света ее достаточно, чтобы я увидела тени псов, скользящие по-над землей. Белые, словно вылепленные из тумана фигуры движутся бесшумно.

А я перестаю дышать.

Закрываю глаза. Притворяюсь, что меня нет... и сама в это верю.

Оден возвращается на рассвете и не один. Дюжина всадников берет старое дерево в кольцо. Оден же, перебросив поводья, лезет на дерево. Он карабкается быстро, не обращая внимания, что сучья угрожающе прогибаются под его весом.

— Эйо...

— Я здесь, — голос сиплый, и губы пересохли.

И пальцы от коры оторвать не могу, точно вросли.

— Ты в порядке?

Ему не добраться до моего убежища... и не только ему. Псы тяжелее... и редко смотрят вверх.

— Да.

— Сможешь спуститься?

Наверное. Я попробую.

— Осторожно, моя радость... не спеши.

Пытаюсь. Но мне так хочется поскорее оказаться внизу, что я почти поскальзываюсь, почти срываюсь... и очутившись в руках Одена просто-напросто цепляюсь за него.

— Сейчас домой вернемся. И все будет хорошо.

Врет ведь.

Он насквозь пропах дымом. А на куртке и рубашке бурые пятна проступили, которые ни с чем не спутаешь. Кровь?

— Я цел, — Оден усаживает меня на коня и сам запрыгивает в седло. Так лучше. В его руках со мной ничего не случится. — Эйо... я не мог прийти раньше. На поле кое-что случилось...

Оттуда кровь.

И стая, которую я видела, вовсе не примерещилась.

— Мне нужно было добраться до поместья. Предупредить. И попытаться перехватить этих... — он проглатывает ругательство. И только рука, лежащая на моем животе, сжимается в кулак. — Но могло получиться так, что они перехватили бы меня.

Исход схватки был бы предрешен.

— Я не имел права рисковать тобой.

Вот только без него мне все равно не жить. И Оден это знает.

— Да и в одиночку больше шансов уйти.

— Я понимаю.

— Спасибо.

В дом он меня на руках вносит. И горячая ванна уже готова. А Оден уходит, я так и не успеваю спросить, что же случилось там, на поле. А потом, сквозь запертые двери, я слышу, как Виттар орет на брата. Подслушивать я не собираюсь, но они оба не дают себе труда сдерживать эмоции.

— ...чем ты только думал? Сказано было — не выходить!

В этом голосе отчетливо слышны рокочущие ноты.

И я отступаю от двери.

— На приключения потянуло?

— А тебе сложно было объяснить, что происходит? Проще использовать меня втемную? — Оден зол, но спокоен. Я не представляю, во что ему это спокойствие обходится.

И затыкаю уши.

Голоса стихают, но в тишине мне страшно... и я забираюсь в кровать Одена, прячусь под подушку, но продолжаю ловить обрывки фраз.

— ...понадежней запереть меня попробуй.

— Запру. Понадобится, и на цепь посажу.

Виттар замолкает, видимо, понимая, что именно сказал. А Оден не спешит с ответом.

Но вот громко хлопает дверь, и это — точка в их разговоре.

Оден появляется и молча ложится рядом, он сгребает меня в охапку и просто держит. Я слышу, как быстро, безумно колотится его сердце. И рука, которая коснулась шеи в попытке нащупать след ошейника, выдает мысли.

— Это просто слова, — я перехватываю руку.

— Слышала?

— По-моему, все слышали.

— Ну да... наверное. Она была права. Я не умею жить, подчиняясь. И он тоже прав.