Цена звёздной пыли - NBRAINH
— Весьма прямо, мой старый друг, — Ричард вынул из внутреннего кармана старую, потёртую фляжку из белоснежного металла, и открутив припёкшуюся крышку, отпил содержимое. — Скажи мне, в чём смысл нашей жизни?
— В том, чтобы достичь всего, что взбредёт в твою глупую голову, до того момента, как смерть схватит тебя за сморщенные, яйца, — Харлайл легко дёрнулся под нахлынувшими воспоминаниями о собственной смерти, однако, совершенно не подал вида.
— В принципе — верно, — Макдональд сделал ещё один глоток и протянул фляжку сержанту республиканского флота. Бывшему, если быть точным. Но это нисколько не умаляет его заслуг на полях брани планеты Нива. — Но я всё же считаю, что помимо этого, есть ещё кое-что.
— Что же?
— Каждый из нас должен оставить после себя что-то. Некое призрачное наследие для будущих «топтателей» планеты Земля. И не только для них. Для всей вселенной, — Ричард Тарталл Макдональд на мгновение остановился, и обдумал собственные слова, о чём намекали морщинки вокруг глаз. — О, нет! Я не о детях! Вообще не понимаю, как можно считать преумножение людей, которым требуется автоматическое подтирание их задниц, подобием достижения, и уж тем более, наследия. Конечно, я не имею ничего против продолжения своего рода… Но нужно понимать, что это не совсем то, что должен оставить после себя разумный человек.
— И что же ты после себя оставишь? — Джон медленно изучил своего собеседника внимательным взглядом. Прошёлся по его белоснежным волосам, глубоко въевшимся в лицо, отчётливым морщинам, и странному, мутноватому налёту на его глазах. Никто и никогда не сомневался, что Ричард Макдональд переживёт всех. Джон оказался первым. И был прав, ведь как только он об этом подумал, Ричард тут же зашёлся кашлем, и незаметно вытер окровавленную ладонь, которой прикрывал рот.
— Мне довелось родиться в весьма интересное время, Джонатан.
— Не уверен, можно ли назвать вековую войну, «интересным» временем.
— Когда-то я слышал, что развитие цивилизации человека началось абсолютно случайно. И я даже готов был поверить в это. В конце концов, кому придёт в голову приходить домой после охоты на мамонта, и вытачивать из куска камня чёртово колесо? Но у меня всегда был вопрос относительно продолжительности этой случайности. Безусловно, в какой-то степени все интеллектуальные достижения человека, так или иначе, обуславливаются некими событиями, к которым сам человек, отношения почти не имеет. И всё же, всё то, что ты наблюдаешь внизу — можешь ли ты поверить, что это полностью случайно? Вон тот чёртов рекламный щит появился сам по себе?
— Ну, так это же реклама, — Джон отмахнулся от яркой вывески, и закурил уже вторую сигарету. Когда-нибудь эта привычка всенепременно его убьёт. Так сказал ему один из знакомых докторов после очередного обследования. И Харлайл едва сдержался, чтобы не плюнуть в его запотевшие очки, в ответ на это заявление.
— Вот именно, — Ричард щёлкнул своими толстыми пальцами, и вскинул руки к далёкому городку, чьи жители по-прежнему продолжали свой непрекращающийся, бытовой бег. — Это называется конфликт интересов, дружище. Все эти открытые рекламы, кунжут на запечённых булочках, на прилавках торгашей, и извилистая черепица на крышах домов. Всё это — маленькая, маркетинговая победа, какой-либо компании, над другими. И в то же время, всё это олицетворяет собой как раз тот самый унитаз, с уже упомянутой, функцией. Всё дело в масштабе конфликта. Иными словами…
— Восстание? — Джон Харлайл буквально почувствовал прикосновение раскалённого ветра Нивы, когда произносил это слово. Пожалуй, он никогда не сможет забыть о всех тех событиях, которые ему довелось там пережить.
— Да, Джонатан. Так уж вышло, что я появился на этот свет в самый расцвет, пожалуй, самой масштабной войны, за всю историю человечества, и видел всё своими глазами. А после — даже имел возможность поднять древние исторические сводки, и сравнить вековую войну, с конфликтами более старыми, — Макдональд устало размял плечи и воткнул окурок сигары в угол скамейки. Рядом уже были несколько точно таких же следов, оставленных им в разные периоды его жизни. Возможно, таким образом он вёл какой-то свой, отсчёт, предел которого был известен только ему, но… Джон уже не сомневался, что этот след — самый последний. — Я читал историю первой мировой войны, которую начинали на колесницах, запряжённых лошадьми, а заканчивали уже на цельнометаллических, бронированных машинах, под названием «Танк». И историю второй, во время которой вперёд скакнули уже технологии воздушные — на смену неповоротливых железяк с пропеллерами, пришли сверхбыстрые, лёгкие и смертоносные, истребители, а также межконтинентальные бомбы, способные истребить население целого континента. И конечно же, я имел возможность лицезреть первые космические корабли довоенного времени. Те самые, которые не меняли своей конструкции ещё со времён первой колонизации, и являющие собой простые консервные банки, способные доставить что-либо только в один конец, и то с завидным шансом, не прилететь вообще никуда. А что же мы имеем сейчас? Ты видел, во что превратились корабли, за время «Тёмного века»?
— Имел возможность, — Джон Харлайл вскинул взгляд к небесам в поисках чего-то, чему до этого не придавал значения, из соображений привычки. Крейсеры республиканского флота патрулировали околоземную орбиту постоянно, и уже не притягивали к себе былых, заинтересованных взглядов. — Но… Откуда ты взял информацию о далёком прошлом? Разве она не была уничтожена, или искажена?
— Я достиг слишком многого, чтобы считать подобную мелочь, преградой к получению знаний… Ах, вот ты где, — поймав яркую точку в небесах, Макдональд ткнул в неё пальцем, и заключил. — Вот этот красавец — один из самых новых. Один из тех, что способны уничтожать планеты и тушить звёзды среднего размера. Я знаю, ведь я один из главных инвесторов.
— Ты всё ещё не ответил ни на один из моих вопросов, дружище, — Джон Харлайл улыбнулся, и на мгновение задержал взгляд на смертоносном исполине, рассекающим небо.
— Чёртово молодое поколение, — отрезал старый торговец, и пробурчал что-то себе под нос, лишь укрепляя видимость простого старика, недовольного быстрым темпом смены окружающего мира. Разве что, этот «старик» был одним из тех людей, кто мог этот самый мир, в любой момент времени, изменить так, как захотел бы сам. — Вечно спешите, торопитесь, и не хотите слушать.
— Моё время на исходе, старый друг, — Джон Харлайл всё ещё не отрывал взгляда он неба. Там, куда он уйдёт, он уже не сможет наслаждаться его видом. Безусловно, небеса тех мест не уступали в красоте вечно серому, земному небосводу… Но он, всё же, скучал. Имел на это полное право. — Как и твоё.
— Я — дитя войны, Джонатан. Дитя прогресса. И оставлю после себя то, к чему
