Изоморф. Дилогия (СИ) - Лисина Александра

«Ули? – мысленно спросил я и, как только от улишша пришло заверение, что Первый выжил, устало помотал головой. – Хорошо. Меняй нам морду на человеческую, пока не засекли. Изь, возвращайся… малыши, на изнанку! скоро Рез придет. Не надо, чтобы он вас видел».

Хвост неохотно обмяк и принялся втягиваться внутрь. Слава богу, что на этот раз без резких движений и характерных щелчков. Внезапно накатившая слабость была такой, что я с трудом сидел. И даже собственно голода пока не ощущал, хотя, по идее, это было неправильно.

Впрочем, на изнанке я никогда его не чувствовал. В этом мире я просто‑напросто засыпал, если позволял себе истощиться. А мой организм сейчас работал на пределе. Да еще, похоже, до сих пор продолжал терять энергию.

С трудом оглядевшись по сторонам и обнаружив, что мир и впрямь сумеречный, я тихо выругался. Слабость стремительно набирала силу. В голове уже звенело, в глазах поплыло, а во рту появился неприятный металлический привкус.

Надо выбираться. Немедленно. Иначе сдохну.

Со стоном упав на истерзанный пол, я подтянулся на руках и кое‑как прополз пару метров, наощупь ища невесть куда запропастившийся барьер.

А, вот же он.

Я дернул на себя обессиленно обмякшую пленку, больше похожую на истончившуюся бумагу. Так же, на локтях, выполз с изнанки и, почувствовав, как в мою жизнь вернулись звуки, запахи и краски, измученно ткнулся носом в ковер.

Хотелось спать. Дико, неумолимо. Но что‑то отвлекало, не давало просто так закрыть глаза и уснуть.

– Пакость… – прошептал я, с некоторым усилием вспомнив, кто именно мог так настойчиво прыгать у меня по спине. – Уймись, а?

– МЯ! – гаркнула эта поганка мне прямо в ухо.

«Ули‑и… убери ее… пожалуйста», – из последних сил подумал я, но от улишша в ответ пришла лишь недоуменная волна. Мол, хозяин, ты чего это, а? Мы же справились. Мы ее убили!

– Да, – едва слышно согласился я, надеясь, что безумная усталость вот‑вот пройдет. Однако она не проходила. Напротив, с каждым мгновением мне становилось все сложнее удержаться в сознании. Голос Ули тоже как‑то нехорошо поплыл, истончился, словно и до него добралась проклятая слабость. Еще через миг на изнанке мелькнуло маленькое тельце Третьего, положившего рядом тяжело дышащего Первого. Следом за ним приковыляли Четвертый, Второй, Пятый и остальные трое нуррят. А затем они одновременно улеглись на пол и, часто задышав, послали через Ули странный вопрос‑просьбу, в которой тоже сквозило недоумение.

«Хозяин, что происходит?!»

Я этого не понимал.

Я был слаб как котенок. Чувствовал себя бесконечно уставшим, измученным, обессилевшим. Почти как в тот самый миг, когда впервые осознал себя не Олегом Каменевым, а старым травником Лурром.

И вот когда до моего затуманенного сознания все же дошло, что с нами творится нечто неправильное, настойчиво теребящая меня за ухо нурра все‑таки отстала, а в коридоре снова вспыхнул магический огонек. Чуть позже с той стороны раздались чужие шаги, затем послышался шорох потревоженных тканей, хруст раздавленных костей. Наконец, на мое лицо упала густая тень, а задумчивый голос Реза произнес:

– Ты еще дышишь, Шал? Надо же, как интересно. И почему меня так старательно уверяли, что после яда «ужаса подземелий» никто не выживает?

***

Мне понадобилось некоторое время, чтобы сложить дважды два и, покопавшись в памяти, отыскать в ней сведения насчет этого самого «ужаса подземелий». Воспоминания карателя по этому поводу оказались удручающе скудны, только и того, что он когда‑то читал о таких тварях, но воочию никогда не видел. А вот слабеющий прямо на глазах Изя сумел подбросить мне пару картинок. И если он правильно понял, о чем идет речь, то самая главная информация, которой Рез со мной не поделился, свидетельствовала о том, что эти твари смертельно ядовиты.

Я не зря сказал, что мы с ней чем‑то похожи. Нурры, если верить слухам, как вид были выведены искусственно и приобрели свои уникальные свойства с помощью магов. А вот «ужас подземелий» – продукт естественной, так сказать, эволюции. Обитатели глубин. Коренные жители самых глухих, заброшенных и нередко наполненных радиацией подземелий.

Изя, правда, таких заумных слов не знал, но «плохой воздух», которым на глубине порой дышали и нурры, был очень похож по описанию именно на радиацию. И долгий контакт в насыщенных ею местах приводил к тому, что некоторые из обитателей гор начинали меняться. Проще говоря, мутировать. Причем мутировать совершенно бесконтрольно, грубо, порой даже жутко. И в результате из самых обычных нурров, людей и иных существ получались уродливые, кошмарно изменившиеся твари, которые нападали на все что движется и не имели ни грамма мозгов.

Не знаю, каким именно образом это стало возможным, но «плохой воздух» копился чаще всего в местах, где когда‑то бушевала магия. Стихийная или созданная людьми умышленно, в течение короткого промежутка времени или же столетиями… важен был сам факт измененного магического фона, наличие ограниченного пространства, на котором излишкам магии было некуда рассеиваться, ну и присутствие живого существа, на которого эта самая магия (а может, и впрямь обычная радиация) начинала воздействовать.

А вот что совершенно точно знал мастер Шал, так это то, что маги‑«разумники» когда‑то очень ценили подобные экземпляры. Говорят, даже специально создавали условия для их рождения и, в частности, именно таким образом подыскивали реципиентов для вселения второй души. Поломанные магической радиацией тела легче обычного воспринимали присутствие вселенца. И в том числе поэтому шайенов априори считали монстрами, а всех пострадавших от радиации называли шайенами, что, конечно же, далеко не всегда было правдой.

Но в данном случае я бы сказал, что напавшая на нас тварь действительно напоминала одновременно и нурра, и человека. Так что, скорее всего, передо мной действительно лежал шайен, чем и объяснялось его умение нырять из верхнего мира на изнанку и обратно.

А вот то, что об этом знал мастер Рез, стало для меня неприятным сюрпризом.

С трудом сфокусировав взгляд на стоящем рядом воре, я шевельнул губами, но с них не слетело ни звука. И пошевелиться я больше не смог. Совсем. Даже тело почти перестал чувствовать, хотя еще каким‑то образом мог слышать, видеть и худо‑бедно соображать.

Я также смог услышать, как где‑то неподалеку яростно шипит и скребет пол когтями Пакость. А потом увидел метнувшуюся из темноты серебристую молнию. То, как проворно отпрыгнули от меня чужие сапоги. Услышал громкий лязг челюстей, невнятный стук, щелчок и тихий смешок мастера‑вора. После чего обнаружил, что на пол передо мной опускается деревянная шкатулка, украшенная необычной резьбой и непонятными символами. С трудом, но все‑таки рзличил, как яростно кричит и скребется внутри попавшаяся в ловушку Пакость, и устало прикрыл глаза.

– Знаешь, – присев на корточки, мастер‑вор придержал отчаянно прыгающую по полу шкатулку и издал еще один смешок. – Я вообще‑то не злой и совершенно не собирался включать тебя в расклад, но ты не оставил мне выбора. Спорить с карателем, оказавшись запертым в городских катакомбах, не лучшая идея, согласись? Поэтому я решил, что, хотя бы до того, как будет открыт тайник, ты от меня не избавишься.

Шкатулка тем временем задергалась еще яростнее, но вскоре угомонилась. Запертая в ней нурра затихла. И только слабый‑слабый писк подсказывал, что она по‑прежнему жива.

– Ты меня удивил, – продолжил вор, когда она угомонилась. – И зверушкой своей, и тем фактом, что первым предложил сотрудничество… все каратели – твердолобые служаки. За очень редким исключением. Я наводил о тебе справки. По всем данным ты тоже должен был быть именно таким. Но оказалось, что не у одного меня есть вторая личина. Хотя, конечно, жаль, что ты уже ничего о ней не расскажешь. Было бы любопытно узнать, откуда у тебя этот забавный артефакт, что связывает тебя с тем предприимчивым молодым человеком, которого я планировал использовать для получения одной крайне важной для заказчика вещицы… Но все сложилось так, как сложилось. Хотя, конечно, я не ожидал, что тебе удастся в одиночку завалить «ужас подземелий». И тем более не думал, что ты сумеешь уцелеть.