Фаня Шифман - Отцы Ели Кислый Виноград. Третий Лабиринт

Даже сейчас, после всего, когда столько всплыло на поверхность!..» Джо с удивлением глянул на братьев, пожал плечами и ядовито заметил: «Да, братишка, твой последний рассказ убедил меня, что на этом арценском филиале фирмы властям есть чем заняться — узнали бы много нового и интересного! Но ладно…

Я же про мистера Неэмана! Вы не задавались вопросом, зачем он и его ненормальные дети, которые были прекрасно устроены у себя в стране, решили связать свои судьбы с этой дикой и не очень любимой в мире Арценой — особенно после того, что здесь произошло?.. Уж если после того, как всему миру надоела новая музыкальная мода, вы по какой-то местной причине не захотели от неё отказываться, то почему от участия в развитии этого течения вы отстранили мирмеев, да ещё и одного из создателей этого течения? Почему Ад-Малек был вынужден покинуть Арцену? Кто посмел выдающегося артиста и общественного деятеля сделать тут персоной нон-грата?

Вот и потерпели на этом фиаско! Вы думаете, мир вам простит такую дискриминацию и преследование по национальным мотивам? Или по вашему Интернет-радио об этом беззаконии не сообщали? Что, у каждой противоборствующей стороны свои идеологические фильтры? Ну, да, Б-г с вами! Вам, мои дорогие, я по-хорошему, зная ситуацию в мире, советую поскорее отсюда перебираться… ну, скажем, в Эранию — для начала… Меирию-то свою вы разрушили…» — «Что-о?! — нестройным хором вскричали Арье с Амихаем и их старшие сыновья. — Ты судишь издалека на основании сплетен и клеветы, а мы всё это тут на своей шкуре пережили! И не мы, а наши офанфаревшие власти разрушили Меирию, чтобы нас оттуда выселить! Так сказать, ораковение! Знаешь, что это такое?» Арье приблизил покрасневшее лицо к брату и возбуждённо, зло заговорил: «У нас с братом тоже был бизнес, конечно, не такой крупный, как у тебя: мы же не меняли ни имён, ни фамилии, ни места проживания! Но жить можно! Ремонт и эстетика интерьера квартир… Нам не только разрушили дело, но и никаких компенсаций не выплатили… И не только нам!.. Мы с братом — одни из тех немногих, кому по крохам, по капелькам удалось что-то восстановить… уже здесь, в Неве-Меирии.

Хотя и теперь мы не знаем, как это у нас тут пойдёт — строительство-то почти заглохло…» Цвика и Нахуми буравили глазами дядюшку, самодовольство которого основательно полиняло после последних слов брата. Видно было, что он растерялся, но быстро взял себя в руки и проговорил: «Ладно… Тебе хочется так думать — думай!..» На этом закончился первый и последний визит к ближайшим родственникам старшего сына Гедальи и Ханы Магидович. Он встал, отодвинул недопитую чашку чая и процедил: «Ладно, познакомились — на всю жизнь хватит!.. Я и не знал, что мои арценские родственнички… как это у вас называют? — антистримеры! Особенно некоторые племяннички! Ладно, раз я уж тут, то помогу с выдачей тела твоего шлимазла-мужа, сестра, и вы сможете его похоронить. Придётся, наверно, раскошелиться, но я не жадный! В кои-то веки сделаю что-то для сестры… для мамаши… Ведь его папаша-бизнесмен, как я смекаю, не догадался заплатить… денег, наверно, пожалел… А я — так уж и быть! Чтобы помнили брата Джозефа Мегеда!» — «Спасибо, братик, будем помнить…» — потерянно пролепетала Рути.

Ширли отвернулась и молчала. Она не позволила себе крикнуть матери, чтобы не принимала подачек от этого человека. Вдруг вспомнила своих братьев, которые сделали её несчастной только потому, что возненавидели Ноама, и вообще — чем они-то по сути лучше этого дядюшки? Если они вдруг объявятся, разве сможет она перед матерью, несчастной вдовой, поставить вопрос — или я, или они?

Джозеф выполнил обещание — организовал получение семьёй тела Моти, помог похоронить его и отбыл к себе в Лос-Анджелес. После отъезда старшего сына Хана слегла и долго болела. Если бы не ласковый и профессиональный уход за нею младшей дочери, не помощь сыновей, может статься, семье пришлось бы похоронить и её.

Ширли и Рути сидели шива по Моти в разных углах салона дома Мории. Они не смотрели друг на друга и почти не разговаривали. Когда к вечеру визитёры оставляли их в покое, Рути начинала разговоры с дочерью. Несколько вечеров она пыталась убедить дочь ничего не говорить своим друзьям о визите старшего брата Джозефа, а главное — про его рассказ с Кастахичем и Пительманом. Ширли отмалчивалась и только упрямо качала головой. На третий вечер Рути не выдержала и повысила голос: «Ты что, не понимаешь, как ты опозоришь… нет не Йоси… э-э-э…

Джо, а всю нашу семью?! Имей в виду: Дороны и жених их девчонки и с тобой знаться не захотят! Сначала твои братья… так они считают, — убили их мальчика, а тут ещё твой родной дядя, якобы, украл бизнес у… э-э-э… у жениха твоей подруги! Лучше, чтобы они об этом не знали! Не будь дурой!» — вдруг закричала Рути, вглядываясь в упрямое лицо дочери. — «Мама, во время шива нельзя кричать… нам с тобой… э-э-э… друг на друга… Жаль, что ты этого не знаешь…» — тихо проговорила Ширли, и глаза её наполнились слезами. После этого замолчала, не откликаясь ни на одно слово, с которым мать пыталась к ней обратиться.

Рути до глубины души возмутило упрямство дочери, а главное — то, что её упорное молчание она расценила, как оправдание Доронов и Бенци, а ещё и обвинение в адрес исчезнувших Галя и Гая. Рути, пожалуй, была единственной, что и не хотела, и всё-таки верила, что обвинение Бенци в смерти её Мотеле имеет под собой некоторые основания. С чувствами своей дочери на фоне собственных переживаний она считаться не хотела и не могла. Так между матерью и дочерью постепенно вырастала ледяная стена, которой слишком долго не суждено было растаять…

После отъезда австралийской родни Ширли вернулась в ульпену, все классы которой переехали в Неве-Меирию. Они с Ренаной много занимались вместе, стараясь наверстать пропущенное, а главное — заглушить неизбывную горечь утрат. Они, не сговариваясь, решили поскорей закончить учёбу, за год пройти курс двух последних классов.

Ренана поступила на медицинское отделение неве-меирийского колледжа, а попутно начала готовиться к свадьбе. С Ирми они в это время виделись редко, только когда он с Максимом и Хели, не так давно тихо отпраздновавшими свою свадьбу, приходил в гости к Доронам на шабат, растерявший былое веселье в отсутствие Ноама и отца.

В будние дни Ренана и Ирми ежедневно перезванивались. Родители Ирми не оставляли мысли вернуться в Калифорнию после женитьбы сына. Но от Ширли и Цвики с Нахуми они с потрясением узнали, что сотворил старший сын Гедальи Магидовича ради карьеры. Тогда-то им стало ясно, с чем связаны возникшие у них проблемы с властями штата, давшими понять, что возвращение в Калифорнию Неэманов нежелательно. Ведь, как им услужливо дали понять арценские фанфаризаторы, Неэманы, если не пособники врага, то уж точно злостные экстремисты антистримерской направленности, почти члены преступной группировки.