Кэйтлин Свит - Узор из шрамов
Нола остановилась перед грудой камней. Мы были в нижнем городе. Я тоже встала, и мои ноги погрузились в грязь до самых щиколоток.
— Я думала, это место не будет вонять, — сказала я.
Она рассмеялась чистым смехом Нолы и начала пробираться по мусору.
— Наверное, его разрушили во время пожаров и драк, — сказала она. — Я этого не знала, но не удивлена.
— Где мы? — спросила я.
— Нам чуть дальше. — Как всегда, вопрос без ответа. Мы шли, и я держалась за ее юбку, как девочка, переходящая реку — правда, она тоже держала ребенка.
Мы вышли на открытое пространство, залитое ярким лунным светом. Вокруг лежали остатки стен — камни и доски, — а впереди стояло дерево. Одинокое маленькое дерево с тонкими ветвями и четырьмя маленькими листьями.
— Я знаю, где мы, — сказала я. — Ты мне об этом рассказывала. Это дерево Игранзи.
Нола села, прислонившись спиной к стволу. Лаиби она положила на землю, заросшую мхом. Уджа села на самую верхнюю ветку, и все дерево задрожало. Борл лег, опустив голову на колени Нолы.
— Посиди с нами, — сказала она мне. — Это то самое место.
На мгновение я увидела в ней и госпожу, и женщину, и друга, но от всего этого она начинала удаляться — в том числе и от меня. Я села, коснувшись своими коленями ее.
— Не надо, — сказала я. — Давай вернемся в замок. Ты поспишь — я попрошу Деллену сделать для тебя настой, который она продает за золото. А завтра мы поговорим.
— Лучше сейчас, — ответила она.
И мы немного поговорили. Она спросила о Силдио, я покраснела, и она увидела это даже в темноте.
— Знаю, вы будете счастливы, — сказала она.
— Но помни — теперь мы согласны с белакаонцами в том, что Узор не устанавливается раз и навсегда. Твое видение не обязательно правда.
Она улыбнулась.
— Я знала, что ты будешь счастлива.
— Мы можем уехать, — сказала я чуть позже. — Ты не уверена в самой возможности, но мы можем попробовать. Можем уехать куда-нибудь далеко, к восточным горам, или в какой-нибудь город в Лорселланде. Мой брат расскажет, где…
Она просто смотрела на меня. Даже не качала головой.
— Ладно, если ты воссоздала героев и Лаиби, но не можешь сделать так, чтобы они умерли, то, может, попробую я? Почему бы мне не расплести их Пути?
— Грасни, — сказала она терпеливо, будто говорила с Дреном. — Вспомни, как ты себя чувствовала, когда увидела мои Пути. Нет. Это было бы ужасно. Это бы тебя изменило и, вероятно, даже не помогло.
На это я ничего не сказала.
Мы обе молчали, когда небо начало светлеть. Я немного поспала, хотя не собиралась, и она тоже. Наши головы опускались и вздрагивали, как на уроках истории госпожи Кет. Должно быть, я уснула по-настоящему, потому что когда мои глаза открылись в последний раз, начинало светать, и Нола уже не сидела.
Она стояла, положив руку на дерево. Другая рука гладила кору. Она обошла вокруг ствола, иногда приседая, иногда поднимаясь на цыпочки. А потом остановилась. Порылась там, где встречались две ветви, и когда убрала руку, в ее пальцах что-то было. Лист бумаги, сложенный в маленький толстый шарик. Она развернула его и прочла. Я видела, как она заплакала.
Но когда она подошла ко мне, ее глаза были сухими, а бумаги не было.
— Время пришло.
— Нет. — Бесполезное слово, но я должна была его сказать.
Она присела передо мной.
— Не знаю, как они будут выглядеть, когда я умру. Это может быть довольно жутко. Будь помягче с королем, когда приведешь его к ним.
— Попытаюсь. Но, может, мне придется пару раз его треснуть.
Она обняла меня. Я крепко обняла ее в ответ. Птица запела (не Уджа — та сидела на верхней ветке, спрятав голову под крыло).
Мы отпустили друг друга, и Нола встала. Обошла дерево и ступила на деревянные мостки, которых я не заметила в темноте. Дошла до места, где на них упали камни, и вернулась обратно. Подняла Лаиби и положила ее мне на колени.
— Держи, — сказала она и закусила губу. После этого движения я поверила ей больше, чем после всех ее слов.
Она свистнула. Уджа подняла голову и скользнула к земле. Нола вернулась на место, где просидела всю ночь. Она дотронулась пальцами до синей головы Уджи, и птица застрекотала.
Нола подняла руки, и рукава ее платья упали. Борл заскулил, завилял хвостом, и она почесала его за ушами и под челюстью.
Улыбнувшись, она выпрямила руки и закрыла глаза.
Уджа провела клювом по ее правому предплечью до самого запястья. Кожа разошлась. Кровь потекла ручьями, слившимися в единый поток. Изящно переступая лапами, птица подошла к левой руке. На этот раз Нола вздохнула, пальцы дернулись. Она открыла глаза и посмотрела на листья, ярко-зеленые в утреннем свете. И осталась такой.
Я не заметила, что Лаиби перестала дышать, пока не обратила на нее внимание. Борл тоже стих, вытянувшись и положив морду на лапы. Я коснулась его бока, чтобы убедиться, что он не просто уснул. И он, конечно, не спал.
Ее глаза были большими и карими. Я закрыла ей веки и сидела с ней — со всеми ними, — пока не взошло солнце. Потом встала, перебралась через камни и вышла на улицу. Флаги над замком указывали мне путь домой.
* * *Есть многое, что я могла бы рассказать. Особенно о поздней славе госпожи Нолы. Какие это были истории! Она бы посмеялась над ними, нелепо величественными. Истории о телах, упокоившихся в земле, и островной птице, улетевшей из каменного города. Но я не стану.
Я даже не хочу, чтобы последние слова на этих страницах принадлежали мне. Это должны быть слова Бардрема. Он нацарапал их мальчишкой на листке бумаги, скатал ее в шарик и спрятал в ветвях дерева. Сейчас бумага пожелтела и покрылась коричневыми пятнами — как кольца внутри ствола, сказала бы Нола. Слова стерлись, но их все еще можно разобрать. Я уже прочла их Силдио и ребенку внутри меня, который начинает брыкаться. Я помню эти слова, но все же держу перед собой листок.
Нола, о Нола, красива, сурова,Когда ты бросишь взгляд на меня?Я поэт, и я повар,Ты об этом узнаешь,И историю нашу расскажут тогда.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});