Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – паладин Господа

Я могу влететь невидимым и непознанным к любому магу, мудрецу, правителю… Я могу посетить лабораторию… ибо что там у них есть, увидеть самое важное, увидеть то, к чему стремлюсь… Может быть, я пойму, как смогу нарушить ткань времени… нет, не нарушить, а повернуться в этой ткани, как червяк, в другую сторону и вылезти на середине прогрызенного листа в своей московской квартире…

Я ощутил, что меня несет над каменистой насыпью со всевозрастающей скоростью. Не туда, хотел я воскликнуть, это же не Юг, а Запад, но сообразил, что это я сам руковожу полетом, и пока я терзался сомнениями и выбирал, мое «я» решило за меня, и вот теперь передо мной стремительно вырастают развалины старого города, уцелевшие дома, огромный мрачный замок, уже наполовину разрушенный, но в нем и вокруг него горят тысячи костров того второго лагеря, вокруг огней спят десятки тысяч людей, положив щиты под голову, а мечи под правую руку…

Это было просторное подвальное помещение, у самой двери из стены торчит подставка для светильника, не для факела, что значит — здесь бывают часто и задерживаются надолго. Из каменной стены торчат железные штыри, с четырех свисают цепи. Грубый стол, два табурета, бочка с водой, колода для рубки мяса, странные сооружение из дерева, смрад жуткий, пахнет мучениями и смертью, я сразу узнал запах разлагающейся крови.

Двери распахнулись, вошел коренастый воин с факелом в руке. За ним рыцарь в доспехах, но с обнаженной головой, выждал, пока воин обошел все помещение, зажег три светильника, лишь потом неспешно спустился по ступенькам, хозяйски огляделся.

Воин торопливо вышел, спустя минут пять ввели, почти втащили, грузного человека в изорванной рубахе. Голова его свисала на грудь, ноги подгибались. Двое крепкого сложения воинов держали его под руки. Черный рыцарь шагнул вперед, его рука взметнулась, пальцы захватили волосы и грубо вздернули голову. Это был Гендельсон. Кровь текла из разбитых губ, нос покраснел и распух, ноздри закупорили кровавые сгустки.

Уже без доспехов, от рубашки одни лохмотья. Нежное тело, все еще белое, как брюхо у сома, кое-где покрывают кровоподтеки и царапины. Черный рыцарь смотрел в его запрокинутое лицо с насмешливым превосходством.

— Что, — переспросил он воинов, — вы хотите сказать, что этот слизень прошел через все наши кордоны? И только здесь нам удалось его схватить?

Один из воинов сказал торопливо:

— Не просто прошел!.. Он посек не меньше двух дюжин наших людей. Погибли даже доблестные рыцари Круга: сэр Болдуин и сэр Нагирд.

Второй добавил заискивающе:

— С ним был еще один…

— Кто? — спросил черный рыцарь резко.

— Слуга… наверняка слуга!.. В простой рубахе, хотя и с мечом…

Рыцарь отмахнулся.

— Ну, меч подобрать на таком поле нетрудно. Прикуйте его к стене. Я буду с ним разговаривать… долго.

Гендельсон попробовал дернуться, когда его распяли на стене и растянули и без того до отказа разведенные руки. Один из воинов почти равнодушно двинул кулаком в распухшие губы. Голова Гендельсона мотнулась и снова упала на грудь. В помещении слышались металлический лязг, звон, хриплое дыхание.

Черный рыцарь стоял у зарешеченного окна. Снаружи падал свет на его лицо, рыцарь выглядел задумчивым, но когда повернулся, осталось только выражение злобной жестокости.

— Во дворе мои воины, — проговорил он зловеще. — Бездельничают. Там же челядь… и тем и другим будет полезно послушать твои дикие крики. Не так ли?

Он с силой ударил ногой Гендельсона в пах. Тот попытался скорчиться от дикой режущей боли, застонал. Черный рыцарь понаблюдал, в глазах блестит от масляных светильников.

— Сволочь, — прохрипел Гендельсон. — Ты не рыцарь…

В помещение вошли еще двое. Один высыпал из ведра в чугунную посудину рубиновых углей, другой деловито перебирал металлические прутья, щипцы, крючки. Выбрав, сунул в эту посудину, где угли, и только тогда я догадался, что уготовано Гендельсону.

— Где Варнар? — спросил черный рыцарь в нетерпении. — Сбегайте за ним!

— Я здесь, ваша милость, — прогудел низкий голос.

В двери вдвинулся низкорослый, с грязными волосами, чудовищно широких плеч человек. Ноги короткие и кривые, из-за чего руки свисают чуть ли не до земли. Лицо грубое, заросшее звериной щетиной, неподвижное, застывшее.

Он был в кожаном засаленном кафтане, но узловатые мускулистые руки остались голыми, хотя у меня язык не поворачивался назвать голыми руки, из-за обильной шерсти больше похожие на лапы. Он воткнул факел в щель между камнями возле двери, коротко поклонился.

— Я слушаю, господин.

— Принесли угли?

— Да, хозяин. Уже все готово.

Губы рыцаря искривились в усмешке.

— Все ты уже знаешь… Неужели я так одинаков?

Варнар молча наклонился. Рыцарь нетерпеливо смотрел, как он железным совком неуклюже набрал багровые крупные угли, ссыпал в металлическую кастрюльку на длинной ручке.

Рыцарь повернулся к Гендельсону. Тот с трудом приподнял голову и окинул его высокомерным взглядом.

— Что? — спросил рыцарь с интересом. — Это тебе не красивая смерть на поле брани!.. Да еще под благосклонным взором своего короля и соратников, которые расскажут, приврав, о твоей красивой гибели… А вот так, когда никто не видит?.. Когда вокруг только враги?

Гендельсон прохрипел:

— Мразь… вор…

Рыцарь вскинул брови.

— Вор? Почему?.. Кем только меня не называли, но вором…

— Вор, — сказал Гендельсон хрипло. — Рыцарские шпоры мог только украсть…

Черный сказал с усмешкой:

— Ты сейчас скажешь не только, что я рыцарь. Что я — лучший из рыцарей. Ты скажешь, что я — Дева Мария, что я — Христос, что я твой бог… и все-все скажешь, что я захочу!

Прутья медленно накалялись. Рыцарь подошел к пленнику, я видел, как Гендельсон поднял голову, глаза все еще затуманены болью, лицо бледно и перекошено, он сказал хрипло:

— Не дождешься!

И плюнул ему в лицо. Я отчетливо видел, что залепил прямо в глаз кровавый сгусток. Рыцарь отшатнулся, отступил, под ноги попалось опрокинутое ведро, он замахал руками, едва устояв. Палачи торопливо отвернулись. Не хихикали, как я подумал, — бледные и дрожащие, торопливо копались в своем дерьме, делая вид, что ничего не видели. Страшатся, понял я, что видели чересчур большой позор своего господина, а он может не простить такое даже им.

Рыцарь торопливо вытирался краем плаща. Кровавая слизь растеклась по щеке, он тер и тер лицо, рычал от ярости, наконец остановился посреди помещения и прокричал яростно:

— Надеешься, что сразу убью?.. Нет, будешь умирать долго. Мне не придется ломать твою волю, ты и так слизь… но даже покорный и готовый выполнить любое мое повеление… ты не умрешь так просто!