Далекие странники (перевод новеллы) - Тяньтянь Сяо
В маленькой комнатке не было ничего, кроме кровати, к которой был прикован совершенно седой старик. Его глаза давно ослепли от постоянного пребывания в темноте, но он чутко повернул голову на шум, и по костлявому, измождëнному телу прошла судорога. После долгого молчания Е Байи, собравшись с духом, спросил у него:
— Ты… Лун Цюэ?
Примечание к части
∾ 蚍蜉撼树 — идиома (букв. «муравьи, встряхивающие дерево») в оригинале.
∾ 春宫图 (букв. «картины весеннего дворца») — запись в китайской Википедии настаивает на том факте, что они были пособиями по половому воспитанию. Эротические книги иногда были частью приданого женщины, чтобы научить её, как доставить удовольствие мужу. Также бытовало мнение, что эротические альбомы защищают от пожаров и поэтому их хранили на кухнях: дождь ассоциируется с сексом, потому что в китайском воображении земля оплодотворяется его падением. Следовательно, изображение полового акта символизирует стихию воды, которая противодействует стихии огня.
∾ В оригинале герои описываются как «не очень хорошие мармеладки» (不是好枣).
∾ 粽子 — цзун, блюдо из клейкого риса, начинённого разными начинками и завёрнутого в листья бамбука, тростника или другие крупные листья. Готовят на пару или в кипячении, перевязывают длинными нитками.
∾ Каламбур — «给个棒槌就当针» или «получить дубинку и принять ее за иглу». Слово «игла» омофонично слову «истина», поэтому альтернативное значение фразы: «принять дубинку за иглу / истину».
∾ Каламбур — Вэнь Кэсин говорит: «好剑!» («Отличный ход мечом!»), произносится как «хао цзянь», а Чжоу Цзышу говорит: «好贱» («Какой подлец»), также произносится как «хао цзянь».
Том 2. Глава 50. Ключ
Примечание к части
Дорогие читатели,
недавние события прямо или косвенно затронули многих,
в том числе и членов нашей команды.
Возможно, сейчас не время для развлекательного чтива,
но у нас есть задел глав на стадии шлифования, практически готовых к публикации.
Поэтому мы будем продолжать публикации в прежнем режиме в надежде,
что новелла поможет кому-то отвлечься и подарит несколько приятных минут.
Все мы остаемся людьми, которые понимают друг друга, искренне переживают и поддерживают.
Надеемся, что каждый из вас в порядке и в безопасности.
Старик повернулся к ним ухом и нервно дёрнулся. Потревоженные движением тяжёлые цепи зазвенели. Чжан Чэнлин украдкой потянул за рукав Чжоу Цзышу и спросил, не веря своим глазам:
— Шифу... эти цепи пропустили насквозь?
— Ш-ш! — Чжоу Цзышу окинул мрачным взглядом сидевшего на кровати человека и убедился в отсутствии кандалов: металлические звенья пронзали тело, пробив лопатки и колени. Плоть вокруг ран сгнила, оголив кости. Выживание в подобном состоянии само по себе было подвигом.
В тёмном помещении стояла невыносимая вонь испражнений. Давно потерявшая цвет одежда старика превратилась в полуистлевшие лохмотья, непристойно обнажавшие сморщенное тело. Зрелище производило поистине гнетущее впечатление.
Прикованный узник открыл рот и натужно, будто ему давно не приходилось разговаривать, медленно и невнятно просипел:
— Кто… вы? Где… Лун Сяо?[348]
— Лун Сяо — это полупарализованный калека в самоходной коляске? Он мёртв. Кем он тебе приходился?
Услышав слова Е Байи, старик надолго уставился пустым взглядом куда-то вдаль. Вдруг он широко открыл рот и затрясся в будто бы в искреннем, но странно беззвучном смехе. Уголки его глаз увлажнились, пара мутных капель скользнула по щекам и сорвалась с подбородка. Слёзы быстро исчезли, и он вновь засмеялся, словно безумец. Не обратив внимания на эту жутковатую смену настроений, Е Байи присел на корточки, чтобы осмотреть цепи.
Поразмыслив, он протянул руку Чжоу Цзышу:
— Одолжи свой меч.
Чжоу Цзышу догадался, что тот собирается освободить узника, поэтому достал Байи и протянул рукоятью вперёд. Взяв меч, Е Байи рубанул по цепи. Раздался громкий лязг, но на металле не осталось даже зарубки. Зато лезвие меча после удара продолжало сильно дрожать. Сердце Чжоу Цзышу болезненно затрепетало с ним в такт.
— Не нужно… Не тратьте силы впустую… Это бесполезно, — внезапно проскрипел старик.
— За какой ужасный поступок тот паралитик так сильно тебя возненавидел? — спросил Е Байи.
Старик не спешил отвечать, но в конце концов тяжело вздохнул и произнёс:
— Я… единственный ужасный поступок, что я совершил, — вырастил такого… сына, как он.
Присутствовавшие обменялись удивлёнными взглядами. Теперь стало понятно, почему Лун Сяо впал в ярость, когда Е Байи сказал ему: «Видать, ты родной сын Лун Цюэ». Старым обжорой руководило божественное провидение, не иначе. Пусть случайно, но он оказался прав насчёт столь невообразимой родственной связи.
Вэнь Кэсин нарушил воцарившуюся тишину:
— Когда вы говорите «Лун Сяо», «Сяо» — это ведь не «сыновний» от «сыновней почтительности»?
Подозревая, что Вэнь Кэсин надавил старику на больное место,[349] Чжоу Цзышу ощутимо ткнул болтуна локтем. Не посмев уклониться, Вэнь Кэсин потёр ушибленные рёбра и посмотрел в ответ округлёнными от обиды глазами.
Из горла Лун Цюэ вырвались хриплые звуки, отдалённо напоминавшие смех.
— Должно быть, карма настигла меня за грехи, совершённые в прошлой жизни! — старик протянул морщинистую руку к спинке кровати, пытаясь опереться. Постепенно его речь становилась более чёткой. — Раньше тут находились наши с Юй Чжуй[350] покои, здесь и родился этот маленький зверь. Подумать только: мы оба, муж и жена, умрём по его вине… Эх, если это не судьба, то что?
— Юй Чжуй — ваша досточтимая супруга? — осторожно спросил Чжоу Цзышу.
Лицо старика было настолько испещрено морщинами, что в их сетке невозможно было рассмотреть, красиво оно или нет, радостно или печально. Но при имени Юй Чжуй оно, казалось, расслабилось. Одинокая слеза застыла в глубокой складке у рта, мерцая в тусклом свете.
— Да. Она скончалась из-за родов. Я построил поместье Марионеток после того, как потерял Юй Чжуй. Отпустил всех слуг…
Не только Е Байи обладал чудесной проницательностью. Чжан Чэнлин потрясённо посмотрел на Вэнь Кэсина — точность его догадки о потере важного, единственного в жизни человека показалась мальчику абсолютно невероятной.
— Я обещал жене достойно воспитать этого маленького зверя, но он родился калекой, неспособным стоять на ногах. Поэтому я научил его всему, что умел, надеясь, что благодаря этим знаниям он сможет позаботиться о себе. Ха!
— Если так, почему он заточил тебя здесь? — спросил Е Байи.
Старик задрожал всем телом. После долгого молчания он наконец пробормотал:
— Из-за «Руководства Инь Ян».
Все, кроме ничего не
