Евгения Кострова - Калейдоскоп вечности (СИ)

— Ты…, - слабеющим голосом бормотал Скай, хватаясь рукой за его темную плащаницу, срывая жемчужные пуговицы, и пытаясь удержать себя на подгибающихся ногах.

— Я напрямую ввел тебе болеутоляющий препарат, — объяснил Александр, стряхивая с узорчатой вышивки остатки лекарства и позволяя светловолосому герцогу безвольно упасть перед ним на колени. — К сожалению, сейчас у меня не хватает медицинских инструментов, поэтому пришлось прибегнуть к столь дикому способу. Надеюсь, что ты простишь меня, и не разорвешь своими ветряными кинжалами. Я делаю это ради тебя же самого. Он недовольно вздохнул, и лоб прорезала глубокая морщина. Спиной Александр ощущал жар солнца, и металл, спрятанный под одеждой больно обжигал.

— Ну, отправишься сейчас ты туда, и что дальше? Сомневаюсь, что ты сможешь найти хотя бы след хозяина безликих. Темные властелины быстро научились уходить за ширму пространства, особенно с такой могущественной аурой. Уверен, что у него были все шансы стереть не только Шанхай, но и две остальные Империи с лица земли за одну только ночь, — юноша повременил с продолжением, выставляя руку, прикрывая глаза от яркого слепящего света. — Но он этого не сделал, и из того, что я видел, не применял всю свою силу, но именно это и стало решающим фактором, позволившим одолеть его.

Александр скосил взор на прилегшего к стене юношу, смотря на равность дыхания и потемневшие от крови тесьмы, а потом осторожно спросил:

— Он рассказал тебе, кто он такой и для чего пришел?

Скай коротко кивнул, вытирая со лба выступающий пот, и ощущая, как внутри к горлу подступает тошнота.

— Да, — с хрипом выговорил он, и тут же принялся откашливаться, сгибаясь. — Он пришел, чтобы проверить и узнать, достойны ли мы лотосового престола.

Британец со сложенными на груди руками, задумчиво свел тонкие брови, неторопливо выговаривая необычное словосочетание, словно за насыпью звуков скрывалось нечто большее, сокровенное, как таинство божественных сочинений, выгравированных на клинописях, и что с торжеством воспевают хоровыми песнопениями священнослужители.

— И он не ответил, какое принял решение? — мгновением позже поинтересовался Александр, вскидывая голову и взлохмачивая темные пряди коротких волос с коричнево-махагоновой проседью.

Блики солнца плелись и играли по облицовке расписных стен, и Скай бессильно опустил голову, смотря на свои руки так, словно он лично зарубил людей и разрушил блистающий некогда в зените славы город.

— Могу только сказать, что он был куда разговорчивее меня, а то и понятно, — с горестной усмешкой довершил он. — Но не думаю, что он хотел меня оставлять в живых. Мне просто повезло. Я всего лишь задел его, а он чуть не убил меня.

— Ох, похоже, что у тебя чересчур скудные представления о мире сумеречных господ и их нерушимых законах. Они никогда не совершают чего-то по прихоти или случаю. Если он оставил тебя в живых, не завершая преследования, а позволяя уйти, значит, на то была его воля.

Скай ничего не ответил, как внезапно его за локоть безмолвно потянули наверх, укладывая руку поперек плеч юноши. Александр же только повел бровью на его изумленный и лишенный сопротивления взгляд. Стоять было нелегко, но сильная рука поддерживала его за пояс, осторожно помогая передвигаться, и вдвоем они довольно быстро дошли до постели, где Скай уже не отказывался от предложенного на круглом подносе успокаивающего отвара. Есть ему не особо хотелось, а вот жажда снедала даже в привидевшихся видениях.

— Я должен поблагодарить тебя не только за свое спасение, но и за освобождение того, кто был со мной в ту ночь, — со всей искренностью в голосе говорил он, так и не отважившись посмотреть спасителю в глаза, и приложив последовательно два пальца ко лбу, устам и сердцу, — прошу, прими мою благодарность. Обещаюсь помочь в твоих стремлениях, дабы выкупить долг за две жизни.

Британец что-то неразборчиво пробормотал в ответ, осторожно поднимая с пола почти прозрачные листы, края которых уже не раз становились лакомством жуков, и таинственным образом не распадались в руках от сырости и времени.

— Как глупо, — вымолвил мальчик с настороженностью и вниманием, разглядывая чертежи на полу, видимо разложенных в порядке, известном и понятном лишь ему одному.

— Даешь клятвы не за одну свою жизнь, но еще и за другого человека. Не думаешь ли ты, что сможешь избежать данного обещания, когда придет время исполнения священного обета. Такие зароки не отпустят тебя без лишений и боли, — произнес он очень тихо и размеренно, и в глазах его промелькнула тень чужой жизни, и от нахлынувшей памяти, он непроизвольно сжал пальцы на листах с запоздалым пониманием, что может стереть ценнейшие записи кожей. — К тому же, времена долгов и сделок давно прошли. Только отпрыски благородных семей из-за бравой гордыни вспоминают об ответных словах, давно ушедших дней, — спешился он, возвращая привычную твердость голоса, раскладывая толстые и запыленные книги, и открывая золотой прямоугольный футляр с драгоценной цветочной отделкой и стеклянной крышкой. Ловко подцепив пальцами тонкие металлические иглы с алмазными наконечниками, он с даровитой искусностью перевернул несколько широких страниц с незнакомыми мне текстами, и только ощутив на себе мой любопытный взгляд, повернулся, обратив на Ская тот же любознательный и испытывающий взор.

— Тебе не очень волнует мое присутствие, — кротко заметил он. — Почему? Ты же совсем не знаешь, что я за человек.

— Ты тоже чувствуешь себя спокойно в моем обществе, — беспристрастно ответил Скай, смерив его долгим взглядом, лишенным эмоций и отставляя допитую чашу на прикроватную тумбочку. На белом камне стояла миниатюрная повозка из чистого золота, походившая на переносной дворец. Под шестью закругленными башнями почивал император с царственной короной из ветвей и листьев из зеленого граната. Из его раскрытого рта выходил ястреб, распрямляя великолепные крылья, а погонщик, восседающий на огромном слоне, махал жезлом, посылая карету, тянущую дворцовые колонны вперед. Скай дотронулся до бивней слона, как фигурка молодого погонщика ожила. Он отбросил длинный жезл из горного хрусталя, и тот, преобразовывая и вставляя шестеренки в складывающиеся мозаичные отверстия, становился планером. Мальчик смело спрыгнул вниз, пока слон раскачивал золоченым хоботом, поднимая и легко ставя на голову отставленную пиалу, казавшуюся, просто огромной с его миниатюрным ростом. Одной рукой он поддерживал хрупкий фарфор, другую приложил к сердцу, как делали закрепощенные в услужение господам, и, низко поклонившись изумленно глядящему на представление юноше, быстрой опрометью понесся вперед, пока не достиг края высоченной тумбы и с широкого прыжка, кинулся вниз. Скай было потянулся, чтобы успеть поймать чудотворный механизм, как золотого ребенка подхватил летящий аэроплан с ажурным корпусом, унесший его к столешнице с приготовленными угощениями и влекущими пряными ароматами яствами. Скай несколько раз моргнул, пораженно наблюдая, как золотая фигурка блуждает по столу, как по открытой площади, проходя через выстроившиеся аллеи из свежей выпечки и фруктов, несясь со всех ног к блюдам, на которых стояла роскошная посуда.