Алиса Акай - Иногда оно светится (СИ)

— Спутника больше нет, — сказал я, не думая о том, кому адресованы эти слова, — Теперь этот сектор Космоса защищает только один маяк с одним герханцем на борту.

— Они спустятся, — прошептал Котенок, — Теперь они не боятся. И убьют нас обоих.

— Сколько там человек?

— Много. Не знаю.

— Утешайся тем, что ты умрешь героем. Черт, может быть я и сам умру героем. Империи никогда не нужна была шумиха с герханцами, скорее всего по новостным каналам пройдет сообщение, что граф ван-Ворт пал смертью храбрых в битве с варварами, до последнего защищая оплот Империи на безжизненной планете.

— Я попрошу… — Котенок вскочил на колени, глаза опять загорелись, но это был мертвый черный огонь, -

Я приговорен, но они могут не убивать тебя. Ты офицер и граф, ты сможешь быть военнопленным, ты…

Я посмотрел на него, но этот взгляд оказался действенне плевка в лицо. Котенок сжался и снова застонал.

— Линус, пожалуйста.

— Убирайся, — ровно и очень спокойно сказал я, приподнимая ружье, — Ты безразличен мне, но я не хочу последние минуты жизни видеть тебя. Ты всего лишь космический мусор, который оказался на моем пути и это было чертовски неудачное для меня время. Я не буду тратить на тебя пулю, просто убирайся. Можешь утопиться, ты знаешь, где здесь можно это сделать, можешь бежать к своим, можешь прятаться. Мне все равно. Тебя больше нет… во мне, — я ткнул пальцем в сердце и на секунду мне самому показалось, что в сердце вонзилась зазубреная ледяная заноза, словно вместо пальца у меня появился длинный стальной стилет.

Котенок встал. Не так, как всегда, невесомо, он двигался как еле работающий механизм, пошатываясь. И глаза его уже ничем не напоминали изумруды.

— Я уйду, — сказал он, — Да.

В небе над нами заревело, я машинально задрал голову и сквозь стекло купола увидел, как в глубокой синей чаше расплывается крошечное чернильное пятно, внутри которого светится неровным золотистым светом все увеличивающаяся в размерах точка.

— Вот и все, — сказал я, поднимаясь, — Время доиграть коду.

Корабль приближался очень быстро, не прошло и минуты, как я увидел тусклый сполох взрыкнувшего в атмосфере реверса, после чего траектория стала пологой. Корабль кайхиттенов заходил на посадку и я знал, где он сядет. Жаль, многого не успел… Можно было бы собрать всю взрывчатку и рвануть ее. Для десантного крейсера, конечно, не чувствительнее, чем укус комара, но зато в их руки не попадет имперская аппаратура.

Корабль был огромный, глядя, как эта неуклюжая туша, казавшаяся на экране легкой и стремительной, медленно опускается и меняет курс, тяжело было поверить в то, какую скорость она способна развивать в безвоздушном пространстве. Мне уже не нужны были чужие глаза чтоб рассмотреть выпуклости бортовых батарей, шипы антенн, огромные сигары двигателей, такие большие, что смотрелись гигантскими колоннами, извергающими столбы гудящего оранжево-синего огня. Эта огромная стальная туша, житель холодного вакуума, сейчас пришла по мою душу.

«Опустились вместе с крейсером, — подумал я, — И не жалко же им топлива… Значит, хотят погрузить аппаратуру и вообще все, что найдут здесь. Что ж, мое дело — обеспечить им теплый прием. Три пули — три человека… Они мои. Но и без ружья граф ван-Ворт еще способен показать, как встречают незванных гостей на его родной планете».

В воздухе раздался тяжелый гул, по барабанным перепонкам ударила невидимая волна, от неожиданности я пошатнулся. Рядом с нами пронеслось что-то очень большое, но невидимое и я не сразу сообразил, что это.

Первый залп накрыл цель идеально точно. Я услышал оглушающий, воющий визг раздираемого металла, а «Мурена», стоявшая на приколе у пирса, вдруг осела ниже ватерлинии, потом ее подбросило вверх, как будто какая-то титаническая сила собралась выкинуть ее на сушу, и я увидел, что вместо правого борта у нее — зияющая рваная дыра. Внутри можно было рассмотреть жилы обрезанных труб, смятый и сорванный со своего места двигатель, вывернутые наизнанку механические внутренности, жалкие и уже бесполезные. Где-то внутри пробивался пар, потом там приглушенно ухнуло и двигатель окутался неярким оранжевым пламенем. «Мурена» не была воином, она не ожидала этого. Секунд десять она стояла, неуверенно накренившись, чадила черным дымом и у пустых глаз-иллюминаторов было удивленное выражение. Она утонула очень быстро — крен резко усилился, она черпнула воды и почти тут же завалилась на бок и стала погружаться. Ее смерть была быстрой. Не больше половины минуты — и море снова стало гладким, не считая того места, где его поверхность все еще волновалась и шла непривычно большими кругами.

— Прощай, «Мурена», — сказал я, приложив ладонь к стеклу, — Спокойных снов тебе там… У меня больше никогда не будет такого корабля, как ты.

Я вспомнил то ощущение, с которым руки ложились на штурвал. И какой теплой была на ощупь палуба под босыми ногами. И как мы неслись, ломая волны, навстречу ветру, дробя все вокруг в хрустальные брызги. Мы были неукротимы, мы дышали этим воздухом и жили им, мы никогда не оборачивались назад…

Спи спокойно, «Мурена». Надеюсь, там тебя уже никто не потревожит.

Крейсер приблизился настолько, что уже видны были глубокие вмятины на его раскаленном корпусе, я даже разглядел небольшие опаленные отверстия, которые обычно остаются после попадания залпа картечи с близкого расстояния. Корабль явно побывал в тяжелой битве, но сумел выйти из нее и даже осмелился спуститься на планету.

Посадить бы на орбиту потрепанный имперский монитор с его допотопными торпедами — и то крейсеру пришлось бы туго. Или не монитор, обычный герханский штурмовик. Штурмовик — муха против такого корабля, но это был бы шанс. Но здесь нет штурмовика, здесь есть только один герханец. Который прилично устал от всего и хочет только побыстрее закончить эту утомившую и все тянущуюся игру. Как я сказал — кода?.. Да, струны уже устали.

Уже пора.

Он все рос и рос, этот космический Левиафан, уже не я, уже сам маяк оказался в его тени. Вмятины выглядели как два неровных глаза по бортам, они придавали этой бронированной морде сходство с неким чудищем, вынырнувшим чтоб проглотить очередную добычу. Которая оказалась слишком слепа чтобы вовремя увидеть опасность.

— Неужели сядет на воду? — пробормотал я, механически поглаживая ствол ружья, — Такая туша…

Я уже чувствовал исходящий от него жар — не просто тепло, а огненное дыхание опаливших его шкуру тысячи солнц. Огромные броневые плиты надвигались, это выглядело так, как будто ко мне приближался отлитый из металла замок. Рев его двигателей даже не оглушал, от него все, даже стены, вибрировало, корни зубов неприятно заныли.